Анна опустилась на кровать и потянулась за сигаретой. Ее руки дрожали.
— Почему ты не можешь поговорить с Чарльзом по телефону? — спросила она.—Зачем тебе ехать в Нью-Йорк? Чарльз, в конце концов, не самый твой близкий друг, чтобы сломя голову мчаться к нему на ночь глядя.
— Мне передали, что он в смертельной опасности и нуждается во мне,—перебил жену Ричард. Он окинул взглядом комнату, соображая, не забыл ли чего.
— Здесь ты нам тоже нужен,—тихо проговорила Анна.
Ричард повернулся и посмотрел на нее.
— Я вернусь как можно быстрее.—Он наклонился и, чмокнув ее в щеку, направился к двери.
— Что я завтра утром скажу Дэмьену? — спросила Анна.
Стоя в дверях, Ричард на мгновение заколебался. Он не подумал об этом.
— Скажи ему,—произнес Ричард, все еще соображая,— скажи, что мне надо помочь Чарльзу утрясти кое-какие таможенные дела в Нью-Йорке. Придумай что-нибудь. Только не говори ему правду! — И он поспешил из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Пока Ричард на цыпочках спускался по лестнице к ожидающему его в лимузине шоферу, он, конечно же, не заметил, как приоткрылась дверь спальни Дэмьена. И взгляд желтых, как у кошки, глаз пронизал тьму.
Сразу после того, как шасси самолета отделились от взлетной полосы, Ричард включил над головой свет и вытащил из «дипломата» письмо Бугенгагена. Колоссальный объем информации, а времени — в обрез. Торн глянул на часы. Половина пятого утра. В Нью-Йорке он будет в семь тридцать или самое позднее — в восемь. Город в это время только начинает пробуждаться.
Ричард снова посмотрел на странички и уже в четвертый или пятый раз принялся читать:
«И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет покланяться образу зверя».
Торн вздрогнул. За последние несколько месяцев произошло столько смертей — слишком много для банального совпадения. Отдельные части начинали наконец складываться в единое целое.
Первой в этой страшной цепочке оказалась тетушка Мэрион. Ее голос вдруг зазвучал в мозгу Торна.
«Дэмьен оказывает ужасное влияние, ты разве не замечаешь? — спрашивала тетушка Мэрион.—Ты хочешь, чтобы Марк был уничтожен, чтобы его погубили?»
Потом эта журналистка Джоан Харт. Жуткая, жуткая гибель. Судя по той короткой газетной заметке, эта смерть была мучительной. И кому она только понадобилась?
«Все вы в смертельной опасности! —предупреждала Джоан.—Уверуйте в Христа!»
И Ахертон. Еще одна невероятная, страшная потеря. А он кому мешал? Торн не мог этого понять. Смерть Пасари- ана тоже, казалось, не имела смысла.