Проснулся в своей постели. Позвонил – явился Кохфиш. Он ничего не сказал, но я достаточно прочел на его лице: радостное удивление по поводу того, что я снова здесь – и безнадежная покорность, сколь бы долго мое безумие ни продолжалось.
Я позавтракал. Прошел по всем комнатам – в них перемены. Все вычищено, мебель и картины переставлены и перевешены. Я хотел поехать верхом и пошел в конюшню. Моих лошадей там больше нет – они проданы. Зато там стояли три чудные кобылы с длинными хвостами – под дамское седло.
Итак, я попран. Всем заправляет она. Она оставила мне только две комнаты: спальню и библиотеку, где я работаю. Я еще раз прочел то, что она написала на последней странице: «Берегитесь, герр, ваши выходки непростительны».
Я кое-что заметил. Это хороший знак, и я воспользуюсь им. У меня в кармане лежит браунинг. Я видел ее два раза – тогда, у очага, и в комнате тети Кристины. Если увижу и третий, это будет последний раз.
Вот как, барон? Проверьте карманы еще раз – «браунинг» ваш я заперла в столе, ему там самое место. Если хотите знать, и у меня есть хорошенькие маленькие револьверы, как раз под дамскую руку. Пусть они меньше, их убойная сила от этого не страдает. Я ничего не боюсь, господин барон, а вот вы даже чучело Тутти не можете обойти спокойно. Боже-боже, мертвый мопсик тетушки Кристины вот-вот выскочит из-под стеклянного колпака и тяпнет кого-то за мягкое место! Прячьтесь, прячьтесь же под кровать, господин барон!
МЕРЗАВКА! ПОДЛАЯ НИЗКАЯ ТВАРЬ!
Негодяй! Буффон! Жалкий дрянной мальчишка!
То были последние слова в черном гроссбухе. Ночью на четвертое октября Кохфиш услыхал выстрел. Он бросился на звук и нашел барона голышом в наполненной до краев уже не одной лишь водой ванне. Покойник весь жалко скорчился, и со стороны казалось, будто он пытался сжать самого себя в крохотный комок, удерживая нечто, рвущееся из него наружу.