Он сложил руки на груди и начал раскачиваться, как в молитве. Ему стало страшно, но он тут же спросил себя: почему? Чего я боюсь? Человек боится не темноты самой по себе, он боится неизвестности, которую она скрывает.

Но это не та темнота – это другая темнота.

Петер постарался расслабиться, сделал глубокий вдох. Провел рукой по траве – оказывается, он сидит на кафельном полу. Пусть. Он пришел сюда по своей воле, он сам выбрал этот мрак, чтобы завершить свой путь. Завершить свободным падением. Вот именно. Вот что напоминает эта темнота – свободное падение.

Он встал, поскользнулся на идеально гладком кафеле и пошел. Теперь он уже не думал, что направление играет хоть какую-то роль. Скоро звук изменился. Каждый шаг сопровождался гулким эхом, отражаясь от невидимых стен.

Он в туннеле. Ему показалось, что вдалеке, у выхода, промелькнула тень автомобиля, едущего по… Свеавеген?

Брункебергский туннель.

Он сделал несколько шагов, вытянув руки, чтобы не наткнуться на стену. Никакой стены не было. Он посмотрел туда, где, по его расчетам, должна была быть Свеавеген с ее лихорадочным движением, но теперь и там царил полный непроницаемый мрак.

Еще несколько раз ему казалось, что он видит выход, даже не выход, а другое место, что-то иное, чем темнота. Он шел туда, но там тоже ничего не было. Тот же мрак. Возможно, потому, что искал не слишком старательно. Он не хотел отсюда уходить. То, что он ищет, где-то здесь.

Иногда он улавливал какое-то движение во мраке, какие-то движущиеся тела, но это наверняка причуды утомленного мозга. Вполне возможно, что он идет по кругу, но вряд ли.

Нет, он идет не по кругу. Он идет по следу. По единственному доступному ему следу – запаху. Запаху геля для душа и средства для дезинфекции.

Запах этот становился все сильнее и сильнее, и внезапно он увидел свет. Даже не свет, а световую точку, одинокий светлячок во мраке. Он не мог определить, что за источник – большой где-то далеко или маленький совсем рядом.

Петер пошел на свет. Точка быстро росла, превратилась в прямоугольник размером в пол-листа, а еще через несколько шагов он смог прочитать надпись:

«Последний гасит».

Белая бумага, как слабый молочно-белый фонарь. В его свете Петер видит кафель под ногами. Он встает на колени и втягивает носом запах душевой кабины, пара и человеческих испарений. И слышит ее голос:

– Иди сюда.

Она сидит под надписью. Сидит или лежит – определить невозможно, потому что она великанша. Совершенно голая, телеса ее текут по кафельному полу, как стая лоснящихся китов. Черты лица невозможно различить из-за жира, и по этим колоссальным складкам жира побежали волны, когда она приглашающе кивнула Петеру.