Наша однокурсница Оля рыдает в голос, и до меня не сразу доходит то, что она говорит. Что Катя, жена Виталика, была на той самой остановке.

Была. Ее уже нет. Она погибла на месте, как и четверо тех, кто стоял рядом.

– А Витас где?

– На дежурстве… – Оля опять плачет навзрыд.

– Он уже знает?

Виталик уже знал. Позвонил жене – узнать, как она добралась, – а ответил чужой голос.

Как он доработал до конца дежурства? На автомате, на зубах, отключив все, что не требуется для того, чтобы все принятые по смене были переданы живыми и без отрицательной динамики.

К Виталику я приезжаю утром. Он сидит за кухонным столом и складывает гармошкой лист «Афиши».

– Витас…

– Помолчи, Серый, ладно? Будем считать, что ты все уже сказал.

Он отрывает по сгибу полоску листа и бросает на пол, в кучу таких же полосок.

– Тебе бы сейчас каких-нибудь транков выпить.

– Дэн уже звонил, у него схема отработана. Предлагал у него в отделении полежать – потом, после… похорон.

Мерзкий звук разрываемой бумаги – как ножом по стеклу, – и еще одна полоска отправляется на пол, в пеструю рыхлую груду.

– Обещает в свою палату положить. Говорит, лежать будешь, как у Христа за пазухой, – голос Виталика звучит так, словно он читает прогноз погоды. – Оказывается, у Христа за пазухой психушка есть, представляешь?

– Не психушка. Отделение пограничных состояний. Ляжешь?

– Подумаю. Не туда бы мне ложиться, Серый… Ладно, ехать пора.

– Я на машине.

– Хорошо, а то я литр водки выглушил. Как воду, веришь?