До знакомого места Наталья долетела за три минуты. У дальнего конца недоделанной аллейки громоздились оставшиеся палеты с брусчаткой и кирпичами для окантовки будущей клумбы. Наталья пробежала несколько метров и замедлила шаг.
Возле ее ясеня стоял человек. Что его выгнало на улицу в столь ранний час? Ах, да совсем неважно! Мужчина был в черной кофте. С белыми полосками. Не очень высокий, но широкоплечий, неопрятно раздавшийся в талии. Правая рука сжимала бутылку пива, то и дело кидая ее ко рту. Левая протянулась к деревцу и пыталась отломить веточку длиной в палец. У Натальи перехватило дыхание, глаза мазнули по сложенным стопками кирпичам. А мужик поковырял отломанной веточкой в ухе и бросил ее в сторону.
Наталья коротко выдохнула сквозь сжатые зубы. Наклонившись, подхватила ближайший кирпич и двинулась вперед. О том, что будет делать, если мужик повернется, она не думала. Не повернулся.
За шаг до цели размахнувшись и бросившись вперед, Наталья хрястнула кирпичом по коротко стриженному затылку. Влажно чмокнуло, в лицо брызнуло горячим и липким. От удара кирпич развалился надвое, одна половинка осталась в руке, другая упала на землю, больно припечатав ногу. Мужик коротко и жалобно кхекнул и рухнул в траву. Конвульсивно задергались ноги в темно-синих кроссовках.
Глядя на эту груду мяса и массируя ушибленную ногу, Наталья думала о том, что делать дальше. Бросить тело здесь? Он ее не видел, прохожих нет, так что вряд ли ее найдут.
Она поднялась и похромала к деревцу. Покалеченная веточка будто сама протянулась навстречу, прося помощи. Наталья бережно коснулась обломанного кончика, на ясеневый лист закапали слезы. Она шмыгнула носом и украдкой огляделась. Бабки не было. Кажется, теперь она боялась Натальи больше, чем та ее.
Достав из пакета секатор, Наталья присела перед деревцем на корточки.
– Миленький, потерпи… – Она аккуратно срезала обломок, осторожно подровняла расщепленные измочаленные концы, бережно замотала культю бумажным скотчем. Ясень благодарно принимал заботу, едва заметно дрожал. Натальино сердце разрывалось от любви и жалости.
Сзади вдруг послышалось сопение. Ярость вспыхнула в Наталье мгновенно – будто в лужу бензина зажженную спичку кинули. Едва не зарычав, она резко оглянулась. Обидчик ее сына успел прийти в себя – стоял на четвереньках, покачиваясь и что-то неразборчиво бормоча. Не замечая Натальи, он мотал разбитой головой и даже пытался ползти.
«И что, – подумала она, поднимаясь, – сейчас он окончательно очухается и просто вот так уйдет? Сможет и дальше приходить сюда и ломать пальцы… ветки?! Ну уж нет!»