Он прошел длинный, но совершенно бесполезный путь — путь без цели, ничуть не смущаясь своей бродяжнической жизни без потолка. Была в ней своя философия, хотя ничего героического в ней, конечно, тоже не было. Как не было ничего героического в жизни тех, кто проносился по дороге в роскошных автомобилях, на глянцевой поверхности которых блестели яркие полосы неоновых витрин. Находясь внутри этих машин, внутри этого городского потока, внутри деловых и спальных кварталов, люди ничего вокруг себя не замечали, кроме бессмысленно мелькающих перед ними дорожных знаков.

Всем обитателям города казалось, что перед ними стоят четкие цели — купить последнюю модель смартфона, переехать в новый элитный район, накопить на банковском счете энную сумму денег, чтобы больше ни в чем не нуждаться. Они думали, что сами ставят перед собой эти цели и сами их достигают, совершенствуя свои навыки городской жизни. Как механизмы, они ни о чем не сожалели, никому не верили, ни о ком не скучали, заранее утешая себя мыслью, что уж ничего не вернешь. Нет чувств — нет проблем! Если где-то пожар или война, если где-то убивают детей, оскверняют храмы, насилуют женщин — просто забей на все, и будет тебе полная «Хакуна Матата». Нет ни зла, ни добра, ведь каждое прожитое мгновение необратимо. Они пытались быть успешными и кое-что действительно успевали, только его почему-то не воодушевляли их головокружительные истории успеха, не содержащие ничего, что позволило бы увидеть в этой жизни что-то еще помимо этих мелькающих светофоров, этих дорожных знаков, телефонных номеров и банковских карт.

Отдохнув на скамейке, он двинулся дальше, разглядывая уличные фонари и деревья, которые ночью казались выше обычного. Их толстые стволы росли из бездонных прямоугольных дыр в сером асфальте. Гнутые ветви терялись в темнеющих переулках, над которыми целовались губастые малиново-красные облака, переплетавшие под вечерним одеялом неба свои волнистые языки. Длинные тени деревьев расползались в разные стороны, пробегая по тротуару, карабкаясь на стены домов, взбираясь на карнизы с единообразной лепниной, на декоративные балкончики, на которые никто никогда не выходил. Заколдованный лес теней оплетал весь засыпающий мегаполис, поднимаясь на угловатые крыши городских колодцев и вырезая розовыми лоскутками остатки неба.

Его тень скользила по тем же стенам, по тем же карнизам. Она кралась за ним, то сгибаясь к земле, то выпрямляясь, то противоестественно отклоняясь назад в каком-то саркастическом припадке. Он ощущал, что кроме деревьев, которые двигались за его спиной, по пустынной улице за ним следовал кто-то еще. Чьи-то глаза бороздили ему затылок, кто-то словно наблюдал за ним из темноты. Возможно, это были призраки, обитавшие среди городских теней, или чей-то астральный дух, отлетевший в сторону, чтобы приглядывать за ним, подобно режиссеру на съемочной площадке, который уже знает весь сюжет киноленты и зорко следит за тем, чтобы действующее лицо не отступало от сценария.