Я искренне, торжественно пообещал, что в любых условиях, как только я обрету свои горы сокровищ, то поделюсь с ним, и это обещание стало сильнейшим стимулом для человека, который всегда был беден, но жаждал богатства и наслаждений со страстью, мне неведомой. Он с головой погрузился в поиски решения, прилагая свой острый ум и неутомимое терпение к разгадке смысла таблички. Как и многие изобретательные молодые люди, я увлекался вопросами почерка и придумал фантастический шрифт, на основе реального, которым иногда пользовался; Вивиэну он так понравился, что тот научился подражать ему. Мы условились: если когда-либо нам придется расстаться и потребуется сообщить что-то о деле столь близком нашим сердцам, мы будем писать этим шрифтом; для той же цели мы придумали условные выражения, наподобие шифра.
Время шло, мы доводили себя до изнеможения попытками проникнуть в тайну, и года через два я заметил, что Вивиэну начинает надоедать наше предприятие; однажды ночью он сгоряча признался мне, что боится, как бы мы не потратили весь свой век на пустые и безнадежные усилия. Спустя несколько месяцев ему посчастливилось: он получил значительное наследство от престарелого отдаленного родственника, о чьем существовании почти забыл; имея счет в банке, он сразу же отдалился от меня. Квалификационные экзамены он сдал уже много лет назад, и теперь решил поступить на службу в госпиталь Св. Томаса, а потому, сказал он мне, должен подыскать себе более комфортабельное жилье. На прощанье я напомнил ему о своем обещании и торжественно подтвердил его; но Вивиэн, поблагодарив, рассмеялся, его лицо и голос выражали смесь жалости и презрения. Не буду описывать свою долгую борьбу и беды моей дальнейшей жизни, ставшей вдвойне одинокой; однако я не уставал и не отчаивался, веря в конечный успех; табличка лежала на моем столе, и каждый божий день я брался за работу, и лишь в сумерках выходил погулять, предпочитая Оксфорд-стрит, которая, я думаю, привлекала меня шумом, оживлением и яркими огнями.
Эти прогулки вошли у меня в привычку; ежевечерне, в любую погоду, я пересекал Грейз-Инн-роуд и двигался в западном направлении, но иногда выбирал северное – по Юстон-роуд и Тоттенхэм-Корт-роуд, а порой проходил через Холборн, захаживал и на Грейт-Рассел-стрит. Каждый вечер я проводил около часа на Оксфорд-стрит, шагая туда и сюда по северной стороне улицы, и рассказы Де Квинси[37], а также данное им этой улице прозвище «мачеха с каменным сердцем» часто приходили мне на ум. Потом я возвращался в свое мрачное логово и проводил еще несколько часов в бесконечном анализе своей загадки.