Стэф вздохнул. Он не имел ничего против фолк-рока, но ужинать предпочитал в тишине, пусть даже и относительной. Но сама тематика вечера тишины, похоже, не предполагала.

– Тебе понравится, – сказала Вероника и снова поправила свой «совиный» гребень.

Ему не нравилось. Его самые страшные опасения оправдались, стоило появиться на сцене первому соискателю лавров, признания и аплодисментов. Парень пел хреново, громкостью пытаясь компенсировать отсутствие голоса. Второй был получше, но всё же недостаточно хорош. Вялые аплодисменты пресыщенной публики вызвала лишь девица с фанатично блестящими глазами, угольно-черными волосами и рубенсовскими формами, затянутыми в чёрный кожаный корсет. Да и тут публика отреагировала скорее на формы, чем на исполнение. В какой-то момент Стэф просто смирился и переключился со сцены на друзей. Благо, им было о чём поговорить.

Мобильник завибрировал, когда сцена-эшафот в очередной раз погрузилась в темноту. Наверное, по замыслу Жертвы, темнота эта должна была быть многообещающей и будоражащей, но пока получалось не очень. Звонил бизнес-партнёр. Чтобы не мешать личное с деловым и не отвлекать друзей, Стэф выбрался из-за стола, вышел в узкий коридор, подсвеченный стилизованными под канделябры светильниками. Разговор продлился всего пару минут, и Стэф уже был готов вернуться в зал, когда услышал первые аккорды и тихий звериный вой в унисон. Кажется, на сцене-эшафоте, наконец, начиналось хоть что-то интересное.

Саму мелодию он узнал с первых нот. Пока ещё невидимый, прячущийся в темноте певец собирался посягнуть на святое, спеть «Куклу колдуна». Не то чтобы Стэф был поклонником подобного жанра, но кто ж не знает «Короля и Шута»? Вот только голос был не мужской – на святое посягнула женщина. Стэф замер, механическим жестом сунул мобильник в карман пиджака.

Они пели вдвоём: девушка и волк. Или не волк, а пёс? Страшный болотный пёс… Ни девушке, ни псу нечего было делать здесь, в тёмном зале «Тоски», на похожей на эшафот сцене, но Стэф уже знал – они там, в густой, почти осязаемой темноте, в тишине, которая с первыми аккордами разлилась по залу.

Все, как один, слушали этот звонкий девичий голос. Все, как один, в нетерпении ждали, когда же, наконец, на сцене зажжётся свет…

Свет вспыхнул с первыми словами припева.

Она стояла посреди сцены – совершенно нездешняя, несмотря на джинсы и чёрную майку, несмотря на микрофон. Длинные волосы её разметались по плечам, а у ног её, запрокинув остроухую морду к софиту, как к полной луне, сидел крупный чёрный пёс. Пёс был такой же нездешний, как и его хозяйка. Белый свет софита преломлялся в его глазах и делался рыжим.