Упал на колени, жадно напившись и смыв с лица океанскую соль. Затем напился ещё. И лишь когда почувствовал, что скоро его стошнит, отодвинулся от родника, прислоняясь спиной к холодной скале.

Здесь, в тени кустов и растений, названий которых Валентин не знал, было прохладно и спокойно, как будто на лавочке в ботаническом саду. Прислушиваясь к шуму волн, долетающему от берега, Валёк задремал. Усталость, стресс, порванная на лоскуты память — всё это сморило его пуще колыбельной, склеив веки и наполнив душу покоем.

* * *

Новое пробуждение на мягкое покачивание волн не было похоже совершенно.

Разом навалилась боль одиночества, ужас ситуации, страх за жизнь и размытая иррациональность происходящего. Валёк вздрогнул, больно ударившись плечом о скальный выступ. Распахнул воспалённые глаза, покрытые сетью лопнувших капилляров.

Застонал, напился из родника, задрал голову, высматривая среди веток солнце.

Оно сместилось к западу, но до погружения в зерцало океана оставалось ещё несколько часов. Ощутив, что изрядно озяб во сне, Валентин поплёлся на солнечную часть острова.

Пришло время вдумчиво и спокойно осмотреть свои «владения». Кто знает — быть может, во время первой экскурсии он не заметил чего-то важного? Например, ящика с инструментами, выброшенного на берег? Или надувного спасательного плотика?

Выбрался из рощи, отцепляя от короткого рукава прилипчивую ветку, злобно ощерился. Замер, потирая глаза. Сделал ещё несколько шагов к берегу, выходя из нежной тени на яркие вечерние лучи. Рот приоткрылся, спина похолодела, сердце забилось часто-часто.

Никто и никогда не сможет грамотно описать черту, которую человек переступает при сумасшествии. Потому что при настоящем помешательстве оттуда попросту не возвращаются. Не смог бы сделать этого и Валёк, если бы кому-то вообще взбрело в голову просить его описать свои чувства.

Грань.

Обрыв.

Падение.

Неверие. Страх. Недоумение.

Нереальность происходящего. Жжёная резина.

Тысяченогая сколопендра, торопливо пробежавшая по обнажённому полушарию головного мозга. Надрывающийся рёв сломанного кухонного крана. Удар автомобильной катастрофы, когда капоты с романтичным шелестом сминаются, как фольга от шоколадки. Рука, добровольно засунутая в дробилку камней или фрезерный станок. Шипение аспирина.

Взрыв, чуть не разорвавший сознание Валька на части, был таким сильным, что тот чуть не лишился чувств. Устоял, качнувшись, и зачем-то вцепился в свисающий с пояса носок. Как если бы тот мог стать якорем, удерживающим его от помешательства…

Потому что в нескольких метрах от берега (не больше десяти, пожалуй), из воды поднималось здание. Четырёхэтажное, административное, с кроваво-красными стенами и широкими «совковыми» окнами, так хорошо известное Вальку. Слева — ещё одно с супермаркетом на первом этаже, просторным балконом над ним, офисами внутри и яркими рекламными вывесками.