Этому, во-первых, препятствовала воля папы Иннокентия. Последний уже летом 1202 года отправил в Венецию кардинала Петра Капуанского, как легата крестового похода. Но Дандоло, чтобы отстранить папское вмешательство в свое предприятие, прямо заявил легату, что он должен вернуться обратно, если не захочет принять участие в походе лишь в качестве простого священника. После того послание папы предостерегало крестоносцев, чтобы они не нападали на христианский город Зару под страхом отлучения от церкви, и потому после завоевания Зары можно было ожидать каждую минуту, что церковное проклятие падет на войско пилигримов, встревожит его и, может быть, совсем рассеет. Между тем эта опасность чрезвычайно быстро прошла. Иннокентий милостиво принял смиренное объяснение крестоносных князей, что они не могли действовать иначе по своим обязательствам к венецианцам, простил их и отлучил от церкви только дожа и его народ. Эти нимало не печалились церковным наказанием, а так как папа в то же время позволил другим крестоносцам продолжать сношения с отлученными, чтобы первые могли удержать флот венецианцев для переправы в Сирию, то отлучение от церкви пропало совершенно даром. Точно так же безуспешно остались и повторенные предостережения папы от дальнейших нападений на христианские государства и в особенности на Византийскую империю. Иннокентий настойчиво указывал при этом на то, что греки виноваты в тяжелых преступлениях против Бога и церкви, и что император Алексей в особенности совершил ужаснейшие насилия над своим братьями и законными государями, но «не дело пилигримов наказывать такие грехи». Это возбуждало предположение, что папа хотя запрещал то, чего принципиально не мог позволять, но что если только церковь найдет в этом свою выгоду, то за этим последует одобрение случившегося. Буквы папских заявлений держались в войске почти только фанатики, Монфор с его приверженцами, и они покинули своих сотоварищей, когда действительно был серьезно затеян поход на Константинополь. Но тем легче другие крестоносцы соединились с венецианцами для смелого предприятия.

Дело в том, что после того, как состоялись, с одной стороны, переговоры между дожем и крестоносцами, и между королем Филиппом и принцем Алексеем — с другой, в лагерь при Заре, где зимовала вся армада, явились около нового 1203 года штауфенские послы и настойчиво просили о помощи против узурпатора Алексея III. Они обещали за это от имени принца даровое содержание и 200.000 марок серебра. Кроме того, Алексей предоставит в продолжение года в распоряжение крестоносцев 10.000 человек для войны с Эйюбитами, до конца своей жизни будет содержать на жалованье в Святой Земле 500 воинов, и, наконец, будет стараться о том, чтобы греческая церковь подчинилась римскому престолу. Такое предложение было для войска чрезвычайно заманчиво. В виду был славный бой и богатая награда, наказание греков за вековую несправедливость и вступление их в церковное соединение с Римом, разве не должны были пилигримы воспользоваться таким блестящим случаем, чтобы приобрести самые очевидные выгоды как для самих себя, так и для римских христиан, и при этом в особенности для папы Иннокентия. Правда, крестоносцы еще раз впали в сильную распрю: массы требовали, чтобы их вели в Аккон, в Александрию, но большинство предводителей войска, между ними также епископы и аббаты, стояли вместе с немецкими послами за поход в Константинополь и мало-помалу угомонили всякое сопротивление. Генрих Дандоло увидал себя, наконец, у цели своих желаний. В мае 1203 он повел свой флот, на котором находился теперь и принц Алексей, мимо Диррахиума и Корфу и вокруг Пелопоннеса в Эгейское море. Главной целью войны он считал не покорение провинций, а подчинение «царственного города» при Босфоре, хотя принц Алексей в некоторых береговых городах и островах был тотчас провозглашен императором Алексеем IV.