Но было ли мыслимо, чтобы дож взял сильную крепость с теми 40.000 человек, каких он в целом едва насчитывал? Еще во время Мануила Комнена было бы безумно питать такие дерзкие намерения. Но теперь вещи стояли иначе. Алексей III был жалкий человек, который ленился и наслаждался в своем великолепном дворце и предоставил заботы о правлении государством своей жене Евфросинии вместе с ее любовниками. Последствия этого обнаружились самым ужасным образом. Подданные были доведены до отчаяния бессмысленной тягостью податей и всякого рода насилиям. Сокровища, которые из них выжимал императорский двор, служили только для дикой расточительности: сухопутное войско ослабело, а флот был «превращен в серебро», т. е. расснащен и материал продан. В некоторых провинциях то наместники, то генералы или богатые землевладельцы восставали и пытались основывать самостоятельные княжества. Далекий Трапезунт уже давно почти отделился от империи, теперь один дикий воин, Лев Сгурос из Навплии, завоевал северо-восток Пелопоннеса и среднюю Грецию, очевидно, с целью отделить от империи весь юг Балканского полуострова до Фессалии; в Крите и на других островах гордые владельцы латифундий господствовали так независимо, как великие бароны в феодальных государствах Запада. При таких обстоятельствах Византийская империя уже целые годы должна была бы пасть от всякого внешнего энергического нападения. Всего опаснее для нее были бы сельджуки, если бы некогда султан Килидж Арслан Иконийский не разделил своего царства между сыновьями и они не вступили бы после смерти отца (1193) в распри друг с другом. Благоприятный случай — настойчиво повести войну с расстроенной силой сельджуков, конечно, был пропущен, но все-таки империя держалась против этого, теперь ослабленного, врага только с сравнительно небольшою потерей в земле и людях. Но зато болгары в неоднократных набегах и грабежах победоносно проникли во Фракию и в Македонию: их князь Иоанн, как выше упоминалось, находился в дружеских сношениях с папой Иннокентием, и именно теперь кардинал Лев Санта Кроче был на пути в Болгарию, для венчания Иоанна королем, что и произошло в ноябре 1203 года.

Великая империя производила ко всему этому впечатление старческого упадка, и опытный Дандоло был совершенно прав, когда старался утешить своих сотоварищей, впадавших иногда во время пути в Константинополь в уныние, указанием на их свежую, сильно превосходящую неприятеля, юношескую силу. В конце июня флот отплыл в Босфор и сначала бросил якорь у азиатского берега близ Скутари. Император Алексей оставался долго в бездействии перед надвигающейся бурей. Наконец, он впопыхах собрал из провинций в Константинополь и Перу сколько возможно больше войска, запер великолепную бухту Золотого Рога остатками своего флота и громадной железной цепью. Но корабли были наполовину хламом, а большинство солдат недисциплинированны и трусливы. Правда, число их было больше, чем число франков, но способными к битве оказались только несколько храбрых византийских офицеров, северные наемники варяги (варанги) и разве еще пизанские колонисты в Константинополе, которые, по старой ненависти к венецианцам, вступили в ряды греческого войска. Раньше чем началась борьба, император сделал попытку купить отступление врагов деньгами, но гордые предводители франкского войска не хотели этого слышать. 5 июля нападение началось штурмом предместья Перы, крестоносцы счастливо пристали к европейскому берегу и легко оттеснили императорские войска обратно в столицу. 6 июля Дандоло разорвал гаванскую цепь, уничтожил византийские корабли и вошел со всем своим флотом в Золотой Рог. После нескольких дней, занятых приготовлениями к главному нападению, сухопутное войско двигалось вверх по берегу Золотого Рога, затем перешло через Батисский мост и расположилось лагерем перед северным углом крепостных стен, которые окружали там Влахернский дворец. Флот следовал за движением войска и направил свои галеры, снабженные метательными орудиями и подъемными мостами, на ту часть неприятельских укреплений, которые тянулись от Влахерны вниз по Золотому Рогу. С 12 июля бушевала здесь почти беспрерывная битва. Способные предводители греков, в особенности зять императора, Федор Ласкарис, старались утомить неприятелей вылазками и удержать от начала настоящей осады, но все-таки мало сделали против стальных рядов франков. 17 июля последние поднялись со всеми силами на приступ. Их сухопутное войско не имело успеха, потому что варанги и пизанцы оказали твердое сопротивление, зато венецианцы взяли одну башню, потом целую полосу стены и крепко утвердились в городе на юго-восток от Влахерны. Отчаяние греков принуждает, наконец, трусливого императора выступить с большой силой против небольшого сухопутного войска франков и уничтожением его подорвать успех венецианцам. Но рыцари непоколебимо выдерживают натиск огромных масс, приблизительно в 100.000 человек. Греки изумляются, колеблются и, наконец, в диком замешательстве бегут обратно в город. Возвращающегося домой императора встречают насмешками и угрозами, и он решается бежать. В следующую ночь он покидает столицу, захватив коронные ценности в десять центнеров золота, и бежит в Дебельтон в северо-восточной Фракии, на берегу Черного моря, преследуемый проклятиями всех патриотов. При известии о его бегстве слепого Исаака вывели из заточения, а рано утром 18 июля среди торжественного ликования его снова провозглашают императором. Франки заявляют согласие на это, потому что Исаак признал и для себя обязательным условием того договора, который они заключили в Заре с принцем Алексеем. Принц, сопровождаемый крестоносными князьями, торжественно въезжает в «царственный город» и 1 августа его, с именем Алексея IV, венчают как соправителя.