– Значит, я не обманываюсь, мистер Трэдлс, что разоблачение, которое я намерен сделать, крайне важно? – спросил мистер Микобер.

– Чрезвычайно! – сказал Трэдлс.

– В таком случае, сударыня и джентльмены, – продолжал мистер Микобер, – может быть, вы окажете мне честь и предоставите себя в распоряжение человека, который заслужил, чтобы его считали заблудшим на стезе жизни, но все же является вашим ближним, хоть и потерявшим первоначальный свой образ по своей вине, а также в силу злосчастного стечения обстоятельств?

– Мы вам вполне доверяем, мистер Микобер, и выполним вашу просьбу, – ответил я.

– Вам не придется, мистер Копперфилд, пожалеть в данном случае о доверии, которое вы мне милостиво оказываете, – отозвался мистер Микобер. – Разрешите мне удалиться ровно на пять минут и, навестив мисс Уикфилд, принять вас всех в конторе «Уикфилд и Хип», где я числюсь служащим.

Мы с бабушкой поглядели на Трэдлса, а тот кивнул головой.

– В настоящее время я не имею больше ничего добавить, – заявил мистер Микобер.

С этими словами, к моему величайшему удивлению, он отвесил нам общий поклон и исчез. Держал он себя чрезвычайно церемонно и был чрезвычайно бледен.

Когда я взглядом попросил Трэдлса объяснений, тот только улыбнулся и кивнул головой (волосы стояли у него торчком). Мне ничего не оставалось делать, как вытащить из кармана часы и следить за стрелкой, отсчитывая пять минут. Бабушка следила по своим часам. Когда время истекло, Трэдлс предложил ей руку, и все вместе мы отправились в старый знакомый дом, а по дороге не произнесли ни звука.

Мистер Микобер был за своей конторкой в нижнем этаже конторы, помещавшейся в башенке; он с усердием писал или делал вид, будто пишет. Большая канцелярская линейка засунута была под жилетку, но он так плохо ее припрятал, что она выступала примерно на фут, словно какое-нибудь новомодное украшение для сорочки.

Мне показалось, что я должен что-то сказать, и я сказал:

– Как поживаете, мистер Микобер?

– Превосходно. Надеюсь, и вы в полном здравии? – мрачно ответил мистер Микобер.

– Мисс Уикфилд дома? – спросил я.

– Мистер Уикфилд лежит, у него приступ ревматизма, – ответил он, – но мисс Уикфилд, не сомневаюсь, будет очень рада повидаться со старыми друзьями. Может быть, пожалуете, сэр?

Он ввел нас в столовую, – это была первая комната, куда я вошел, когда много лет назад появился в этом доме, – и, распахнув дверь прежнего кабинета мистера Уикфилда, звучно провозгласил:

– Мисс Тротвуд, мистер Дэвид Копперфилд, мистер Томас Трэдлс и мистер Диксон!

Я не видел Урию Хипа с того дня, когда ударил его. Наш визит был для него неожиданностью – не меньшей, смею думать, неожиданностью, нежели для нас самих. Бровей он не поднял, ибо поднимать было нечего, но нахмурился так, что почти закрыл глаза, а его ужасная рука, стремительно поднятая им к подбородку, свидетельствовала о его изумлении или беспокойстве. Но это произошло в тот момент, когда мы входили в комнату и я бросил на него взгляд из-за спины бабушки. В следующий момент вид у него был, как всегда, раболепный и смиренный.