– Миссис Хип здесь, сэр, – ответил Трэдлс, возвращаясь с достойной матерью достойного сына. – Я взял на себя смелость с ней познакомиться.

– А вы кто такой, чтобы с ней знакомиться? И что вам здесь нужно? – грубо спросил Урия.

– Я – друг мистера Уикфилда и его представитель, – спокойно, официальным тоном сообщил Трэдлс. – У меня есть его доверенность на ведение всех его дел.

– Старый осел допился до белой горячки, и вы получили доверенность обманом! – отозвался Урия, который становился все омерзительней.

– Да, у него немало было получено обманом, но все получали вы, мистер Хип, – спокойно ответил Трэдлс. – Об этом нам расскажет, если позволите, мистер Микобер.

– Ури… – с тревогой начала миссис Хип.

– Придержите язык, мать! Сказанное слово – воробей, вылетит – не поймаешь, – оборвал ее Урия.

– Но как же так? Ури…

– Придержите язык, мать, и предоставьте говорить мне!

Я знал, что раболепие его фальшиво, а все его поведение – гнусное притворство, но все же до того момента, когда с него слетела маска, я не представлял себе в полной мере, насколько он лицемерен. Быстрота, с которой он сбросил ее, почувствовав, что она для него бесполезна, злоба, наглость и ненависть, которые в нем обнаружились, скрытая радость от сознания содеянного им зла – даже теперь, когда он метался в поисках выхода из тупика, не зная, как от нас отделаться, – все это, правда, соответствовало моему мнению о нем, но в первый момент поразило даже меня, который так давно его знал и питал к нему искреннее отвращение.

О его взгляде, которым он меня наградил, озирая по очереди всех нас, я не скажу ничего; я всегда знал, что он меня ненавидит, да и к тому же помнит след на щеке от моей пощечины. Но когда он перевел взгляд на Агнес и бешенство сверкнуло в его глазах от сознания, что власть над нею ускользает от него, когда я увидел во всей наготе гнусную страсть, толкнувшую его добиваться той, чьи драгоценные качества он не мог ни оценить, ни оберечь, – я пришел в ужас от одной только мысли, что ей пришлось жить в обществе такого человека.

Почесав рукой подбородок и бросив на нас несколько злобных взоров поверх своих ужасных пальцев, он обратился ко мне грубым и вместе с тем каким-то хнычущим тоном:

– А вы-то, Копперфилд, вы, который столь заботитесь о своей чести и обо всем таком прочем, неужто вы считаете позволительным прокрадываться сюда и шпионить через моего клерка? Я – это другое дело, в этом ничего нет удивительного… Ведь я не корчу из себя джентльмена, хоть и не был уличным мальчишкой, как вы, о чем мне рассказал Микобер. Но вы-то! И вы не боитесь этак поступать? Не боитесь попасть в беду, участвуя в заговоре? Ну что ж, прекрасно! Мы еще посмотрим! А вы, мистер… не знаю, как вас звать, вы предложили Микоберу говорить. Он, так сказать, ваше орудие! Ну что ж, почему же он не говорит? Он, кажется, выучил свой урок.