— Нельзя смотреть и видеть только то, что перед глазами. Это привилегия детей, но дети не являются партнерами в решении вопросов международной значимости. Дайренские переговоры нужны не нам. Они прежде всего нужны вам. Почему? Извольте: во-первых, они будут продолжаться по крайней мере два-три месяца, то есть именно столько времени, сколько потребуется вашему генштабу для окончания работ с планом победоносного наступления на ваших противников. Во-вторых, если красные согласятся с нашими требованиями, то вас это устроит не меньше нас. Если они откажутся от наших требований, тогда вы уж в вашем генштабе будьте готовы. Это вы брату передайте, а то он не принял меня, сказавшись больным, и американцем меня пугал. Николай Дионисьевич, не надо так с нами, не надо… Мы обижаемся так же, как и вы. Только мы улыбаемся, если обижены, а вы плачете. Вот и вся разница.

А пока Тачибана ехал во французский особняк, парижский консул говорил с Гиацинтовым, интересуясь дальнейшей участью большевиков, арестованных по делу подпольной газеты. Он говорил о необходимости находить третье решение судьбы политического противника. Ни в коем случае — террор, это плохо принимает мировое общественное мнение. Но недопустим и пустой либерализм — в России либерализм обязательно кончается кровью.

— Любой поступок разрешен, — заметил консул, — только всегда необходимо иметь про запас того, кто потом станет козлом отпущения. Хотя, простите, — прервал себя консул, — еще могут подумать, что я вмешиваюсь в ваши внутренние дела.

Гиацинтов быстро глянул в мягко улыбающиеся консуловы глаза.

— Гродеково, центр семеновской группировки, — закончил беседу консул, направляясь встречать Тачибану, — кажется, последний железнодорожный пункт, а там граница. То есть возможна высылка большевиков, а не казнь. Забытое благородство по отношению к оппозиции. Это понравится миру. А если Семенов в Гродекове красных обидит, это уже не ваша забота, а ваша печаль. Да, мы заболтались, прошу вас в тот зал, Кирилл Николаевич, бридж обещает быть интересным, хотя несколько вялым. Где же господин Ванюшин?

— По-моему, в библиотеке.

— Нет, — глухо ответил Ванюшин из-за камина, — он не в библиотеке, он — здесь.

Исаев зашел к Фривейскому и возгласил с порога:

— О, великий и всесильный!

— Говорите еще, — шутливо попросил Фривейский и закрыл глаза, показывая, как это ему приятно.

— Итак, завтра в три? — спросил Исаев тихо.

— Да. Я заеду за вами в «Версаль», Максим Максимыч. Только смотрите: проиграем мы с вами все на свете.

— Это даже занятно, иногда проигрыш полезней выигрыша.