Александр нагнулся подобрать раскиданные рубли и вдруг покраснел — его охватили стыд и досада.

— Пап, — дернул его за рукав Валерка, — а зачем он деньги бросил?

— Видишь ли… он посчитал, что я оскорбил его…

— Что ж ты поскупился, — покуривая, сказал Георгий. — Надо было пятерку сунуть.

— Еще чего! Пятерку! — разозлилась Алла. — Десятку еще скажи!

— Пять рублей — это слишком, — поддержала ее жена.

— Да не в этом дело! — сморщился Александр и, срыву взвалив на себя рюкзак, потащил его к остановке автобуса.

1971 г.

ГОДЫ — НЕ ПТИЦА

ГОДЫ — НЕ ПТИЦА

Григорьев легонько постучал вилкой по фужеру, послушал, как вместе с тающим звоном хрусталя стихает говор за столом, и медленно поднялся, громадный, с крутолобой седеющей головой.

— Дорогой Антон Ильич! — начал он громко, нахмуром бровей пытаясь придать торжественность мягкому своему лицу. — Позволь от имени присутствующих здесь поздравить тебя с успешной защитой диссертации и пожелать, так сказать, новых смелых исканий…

Антон Ильич, сдержанно улыбаясь, благодарил за поздравления, сам предлагал тосты — за друзей, за жену Варю, за всех, кто помогал ему в работе, — пил коньяк, почему-то не пьянея, смеялся каламбурам брата Петра, начальника крупной стройки, отвечал на беспорядочные вопросы жены брата Ольги, пел вместе со всеми песни, вслушиваясь, как баритоны Сергея и Аркадия, его научных сотрудников, вливаются в голоса их хорошеньких жен, потом, когда отодвинули стол и Ольга включила модное танго, следил за изящными па Сергея и Аркадия, похожих в черных своих костюмах на артистов эстрады, удивлялся, как молодеет Варя в танце с Григорьевым, — но все это так, словно то был не он, а кто-то другой, хотя и близкий ему, а он, настоящий Антон Ильич, внезапно охваченный чувством смутной тревоги, был занят только тем, что вспоминал, когда и по какому поводу он испытывал такое же чувство. И вспомнил. Да, конечно, это было три года назад, в тот самый день, когда его поздравляли в этой комнате с присуждением Ленинской премии… Вот так же сидя за столом, он пил вино, оглядывая танцующие пары, и вдруг мгновенно вставший перед ним вопрос: «А в чем же главный результат моих стремлений? Уж конечно же, не в лауреатстве» встряхнул его и, отвлекая от веселья, заставил думать, настойчиво искать ту с годами неуловимо изменяемую доминанту, которая все как-то ускользала от Антона Ильича…

Тогда, три года назад, чтобы не испортить гостям настроение внезапной своей серьезностью, он быстро справился с собой и, отогнав неуместные мысли, надолго позабыл о них. Но сейчас вопрос об этом главном в его жизни забеспокоил так настойчиво, что Антон Ильич, отчетливо поняв, что ни отвлечься от него, ни замолчать, ни обмануть себя уже не сможет, встал, прошел сквозь полную света, движений и музыки комнату и, захватив пальто, вышел из дома.