Свадьба назначена на первое ноября, венчание будет в Соборной церкви (почему не в Захарьине?), а затем Долли и Веребьин уедут за границу. Таково желание жениха.

До первого ноября еще много времени, и я успею пожить в Захарьине.

Из Петербурга и Москвы уже начало приходить приданое Долли, и мама считает своей материнской обязанностью лично устроить счастье дочери.

VII

Был вечер, часов около восьми. Дул сильный ветер, гудели деревья, и так было темно, что если б в людской не светился в окне огонь, то трудно было бы попасть в нее из господского дома. Касьянов был во всем доме один и читал журналы, которые привезли с почтовой станции. Горел камин в гостиной, и в ней, с ее красного дерева старинной мебелью, было ласково и уютно.

Вдруг кто-то постучал в окно. Касьянов вздогнул от неожиДданности и подошел к стеклу. Приложив обе руки к щекам, кто-то смотрел в окно со двора.

— Александр Иванович, — послышался голос. — Пожар!

У Касьянова похолодело под сердцем.

— Где? — спросил он. — Это ты, Иван?

И, накинув на плечи пальто и не найдя в темноте шапки, он так и выскочил с непокрытой головой на воздух.

Половина неба была окрашена в красный цвет, и издалека слышался частый звон в церковный колокол. Теперь, при свете зарева, видны были и людская, и погреб, и даже далеко впереди еловый лес. У людской кучкой стояло несколько работников и женщин. Зарево то становилось мутнее, то вновь вспыхивало еще ярче, чем прежде.

— Это в Вербилках! — крикнул кто-то.

— Дурак, черт! — послышался ответ. — Вербилки-то где? А горит вон где!

— Звонят-то в Захарьине! Это захарьинский колокол!

— А я так полагаю, Александр Иванович, — сказал Иван, — что это и горит в Захарьине!

— Подожгли!.. — крикнул кто-то. — Там на господ шибко недовольны...

Чувство беспокойства овладело Касьяновым. Зарево действительно было на захарьинской стороне.