Светлый фон

Ты приезжал ко мне в больницу за сотни километров на несколько часов, и это было мне утехой. Я знаю, что эти четыре года были для тебя годами тяжких мук. Ты мог бы оставить меня, жениться на другой. Я не знаю, что тебя удержало от такого шага: любовь ко мне или твое упрямство.

В награду за свои страдания, за свою любовь ко мне (буду верить в это) ты не получил ничего. Ты приехал, чтоб увезти меня с собой, а я притворилась, будто не понимаю твоего намерения. Подло… Но не осуждай меня, Платон. Я тебе уже говорила, что после операции у меня появился какой-то скотский страх за свою жизнь. И я не могу одолеть его. Я умоляю тебя, помоги мне избавиться от этого!

«Дорогая Наталка! Прости, что не сразу ответил на твое письмо. Не потому, что работы по самую завязку, а просто все эти дни думал о нас с тобой. Да, я в самом деле приезжал, чтобы взять тебя домой. Это был моя мечта, я ждал этого дня, как судьбу. Я любил тебя так, как умел, и страдал, и мучился, как умел. Если хочешь, можешь называть мою любовь упрямством. Только не надо делать из меня мученика и сосенского рыцаря-чудака. В глазах некоторых своих односельчан и жен районного начальства я такой благородный и святой, что даже самому себе противен. Нельзя элементарную человеческую порядочность, которая передана нам от наших прадедов, считать чем-то необыкновенным в нашем обществе. Теперь о любви. Я не знаю другой любви, чем та, которая родилась между нами еще в Киеве и расцвела в Сосенке. Прошли годы нашей разлуки, печали (это удивительная почва для вспышки самых лучших чувств) — что же? Ничего, оказывается, нет у Наталочки, кроме «скотского страха за свою жизнь». Мне нравится, когда вещи называют своими именами. И Ольге Аркадьевне я очень благодарен, что она не разыгрывала передо мной спектаклей, а просто дала мне понять, что я в вашей вилле лишний. Мы с тобой не дети, жена моя, и я боюсь, что не смогу помочь тебе преодолеть страх, тем более на таком расстоянии. Будь здорова, Наталочка! П л а т о н».

«Дорогая Наталка!

Прости, что не сразу ответил на твое письмо. Не потому, что работы по самую завязку, а просто все эти дни думал о нас с тобой. Да, я в самом деле приезжал, чтобы взять тебя домой. Это был моя мечта, я ждал этого дня, как судьбу. Я любил тебя так, как умел, и страдал, и мучился, как умел. Если хочешь, можешь называть мою любовь упрямством. Только не надо делать из меня мученика и сосенского рыцаря-чудака. В глазах некоторых своих односельчан и жен районного начальства я такой благородный и святой, что даже самому себе противен. Нельзя элементарную человеческую порядочность, которая передана нам от наших прадедов, считать чем-то необыкновенным в нашем обществе.