— Чертов недоносок!
Он бросился ко мне, снова схватил за руки и сжал так сильно, что мне стало больно. Взбешенный, он часто дышал, все лицо у него было мокрым от пота и крови. Он поднял руку, чтобы ударить меня. Взглянув вверх, я увидел, что черный железный прут занесен прямо над моей головой. Я попытался снова ударить его, потом, ожидая, что железный прут вот-вот опустится на мою голову, закрыл глаза.
— Ты прямо как твоя поганая мать! — заорал он.
Я открыл глаза. Он все стоял, занеся надо мной прут.
Тут из дверей «Тайронс» вышел толстый бармен.
— Какого черта, что здесь происходит? — кричал он. — Что случилось?
— Пошли в машину, — сказал Бобби Ли. Он опустил прут и стал толкать меня. — Пошли в эту чертову машину, быстро.
Глава 16
Глава 16
Быстро темнело. Небо из голубого стало серым, а потом черным, на нем высыпали звезды, смотревшие на нас сверху в безмолвном мерцании. Мы шли по кладбищу, где похоронили мою маму. Было холодно.
— Где это, куда идти? — спросил Бобби Ли. Он держал пакет с луковицами тюльпанов, которые отдал ему Карл-Медведь, и покачивался.
— Вон там, — ответил я, показывая направление.
После столкновения у «Тайронс» я заснул в машине и забыл о том, что со мной случилось. Проснувшись, увидел на горизонте очертания Чикаго, и на меня вновь нахлынула надежда. Но вместо того, чтобы ехать в Уилтон, Бобби Ли съехал с шоссе и сказал мне, что мы едем на могилу к маме, а потом в Юту, где начнем новую жизнь.
— Там, — сказал я, — вон там.
Бобби Ли споткнулся о ветку и сказал «черт!». Стоя у него за спиной, я подождал, пока он встанет и ототрет грязь со штанов.
— Черт. Эти штаны у меня единственные. Я думал одолжить что-то из одежды у Карла, но его так разнесло, что даже не стал спрашивать. Эта, что ли?
— Да. — Я стоял в нескольких футах у памятника с крестом на вершине.
Бобби Ли уставился на мамин памятник, но ничего не сказал. Он просто положил пакет с луковицами на землю и засунул руки в карманы. Я стоял за ним и пытался тоже смотреть на памятник, но у меня опять закружилась голова, поэтому я стал смотреть вниз на землю.
— Давай, парень, иди сюда, почтим ее память вдвоем, как одна семья. Двое главных мужчин в ее жизни. — Он схватил меня за руку и заставил подойти ближе к могиле. — Привет, Эйми, — сказал он. Вынул бутылку и отхлебнул из нее. — Надо же, это, оказывается, еще чуднее, чем я думал.
Он сел на землю, сложил ноги, как индус; так делал Томми, когда смотрел телевизор.