Публика, раскусив, что ее не только самым натуральным образом обвели вокруг пальца, но еще и показали шиш, преисполнилась крайнего отвращения. Мгновенно разразился скандал, откуда ни возьмись набежала полиция, убытки пришлось возместить. Юстас, прикативший на представление в кебе, вынужден был тащиться домой на своих двоих, сгибаясь под тяжеленной фигурой Берти и не менее тяжкими упреками Сэди.

Добравшись до дома, он сгрузил манекен на диван и застыл понурив голову, как человек, потерпевший полный крах. Сэди, на которую очень дурно подействовала утрата жалких сотенок и которая окончательно лишилась надежды когда-либо пересчитать тысячи, распекала его на все лады.

— Ты нарочно все подстроил, — возмущалась она. — Ты специально взял и все испортил.

— Ну что ты, дорогая, — оправдывался он, — зачем бы я стал все портить. Чревовещал я действительно не совсем удачно, не спорю.

— Перестань корчить идиота! — кричала она. — Перестань нагло врать мне в глаза! Кто ойкнул в конце так натурально, что не придерешься? Кто вылез со своими талантами в самый неподходящий момент?

— Да нет же, — лепетал Юстас, — я и не думал ойкать. Я сам ужасно удивился.

— Кто же тогда ойкал? — наступала она.

— Понятия не имею, — признался он. — Разве что Берген, убоявшись опасного конкурента, нацепил накладную бороду и явился, чтобы сорвать нам представление.

— Чушь собачья, — отрезала она. — Хватит вилять, признайся лучше, что ты ойкнул.

— Вообще-то я не исключаю такой возможности, — промолвил Юстас. — Сама посуди: в мое детище, плод моих гениальных усилий, втыкают булавку — мог ли я, при моей тонкой душевной организации и даже не будучи специалистом в практике чревовещания, удержаться и не ойкнуть. Но, клянусь тебе, Сэди, если я и совершил такое, то совершил бессознательно.

— Так же бессознательно, как перед этим меня ущипнул, — хмыкнув, ввернула Сэди.

— Да, готов побожиться, щипок был абсолютно бессознательный, — заверил Юстас.

— Ничего подобного, — подал голос Берти, с надменной улыбкой созерцавший эту удручающую сцену. — Сэди как всегда права. Ущипнул я, ущипнул чертовски сознательно и до сих пор смакую эффект.

— Но мы даже не помолвлены! — вскричала Сэди. — Ах, что теперь будет? — Она хихикнула, зажала рот рукой и возвела на манекен огромные, полные упрека глаза.

— Кто ты такой? — завопил пораженный до предела Юстас. — Отвечай! Говори немедля!

— Захочу — заговорю, не захочу — не заставишь, — отвечало его творение.

— А! Я знаю! — воскликнул Юстас. — Ты — грешный дух, отпущенный на побывку из ада. Ты завернул в мою печь на огонек, и там тебе под горячую руку попался мой шедевр.