И хотя ничего не отразилось на лице монаха, маркиза была напугана тем, что увидела в его глазах. Таким она его не знала. Но это еще больше усилило ее нетерпение, и она повторила свой вопрос, теперь уже решительно и требовательно.

— Я выполнил самое главное, — сказал Скедони. — Вашему сыну более не грозит позор недостойного брака.

— Что же не удалось вам сделать, святой отец? — настаивала маркиза. — Я догадываюсь, что в чем-то вы потерпели неудачу.

— Я бы не назвал это неудачей, маркиза. Самое главное все же удалось сделать — спасти честь вашей семьи… А также спасена жизнь…

Голос его дрогнул, и казалось, он вновь пережил ужас того момента, когда склонился над собственной дочерью с кинжалом в руках.

— Спасена жизнь? — непонимающе воскликнула маркиза. — Объяснитесь, святой отец!

— Она осталась жива, — ответил Скедони. — Но вам более нечего ее опасаться.

Маркиза была потрясена не столько тоном, каким это было сказано, сколько тем, что означали для нее эти слова. Она изменилась в лице.

— Вы говорите загадками, святой отец, — нетерпеливо и резко промолвила она.

— Отнюдь нет, маркиза. Я говорю прямо: она жива.

— Я это поняла, но вы сказали, что мне более нечего опасаться.

— Я сказал вам правду, — быстро перебил ее монах. — И ваша добрая натура должна возрадоваться, ибо справедливость позволяет вам теперь проявить милосердие.

— Все эти комплименты и красивые слова, — резко возразила маркиза, не скрывая раздражения, — подобны праздничному наряду, который надевают в ясный погожий день. Но дни мои ненастны, и я нуждаюсь в здравомыслии и трезвой оценке. Расскажите мне об обстоятельствах, столь резко изменивших все, святой отец, прошу вас, только немедленно и как можно короче!

Это позволило Скедони, пустив в ход все свое красноречие и дар убеждения, представить маркизе в наилучшем свете историю семьи Эллены и умело сочинить вполне правдоподобную версию того, как ему удалось узнать все это. Далее он приложил все силы, чтобы смягчить сердце маркизы и склонить ее к согласию на брак ее сына с Элленой.

Маркиза с нетерпением ждала, когда он закончит свой рассказ. Она, помимо жестокого разочарования, испытывала также гнев и раздражение. Поэтому, когда он умолк, она более не сдерживала себя.

— Похоже, вы тоже пали жертвой чар этой девицы, — зло заметила она. — Как могли вы оказаться столь легковерным, что поверили этой выдумке? Ведь она могла прибегнуть ко лжи! Признайтесь, скорее всего, в самый последний момент решимость оставила вас, и теперь вы пытаетесь как-то оправдать свое малодушие.

— Я не так легковерен, как вы полагаете, маркиза, — помрачнев, ответил монах, — кроме того, я привык поступать так, как считаю нужным и как мне велит справедливость. На ваше обвинение в малодушии я вообще не стану отвечать. Не в моем характере оправдываться. Еще никто не мог упрекнуть меня в вероломстве.