— Не вижу, однако, что могло бы… — протянул я.

Конли выбил свою трубку и принялся чистить ее при помощи перочинного ножа.

— Пожалуй, мой случай можно назвать своего рода моральным астигматизмом, — произнес он. — Мне кажется, что я вижу изнанку человеческой души. Боюсь, что это и в самом деле душа. Несколько случаев доказали это.

Он замолчал и с углубленным видом продолжал чистить свою трубку. Прошло какое-то время, прежде чем он заговорил вновь.

— Обычно, вы понимаете, когда я смотрю людям прямо в лицо, я вижу их, как все. Но когда я оглядываюсь через плечо, я вижу… О! Я вижу все их пороки и недостатки. Их лица остаются в общем-то прежними — узнаваемыми, я хочу сказать, но искаженными… невероятно.

…Таким был мой брат Клод — он был хорошим парнем, но когда я увидел его… таким… у него был нос, как у попугая, и вид у него был прожорливый и злобный. — Конли слегка вздрогнул, словно воскрешая в памяти пережитое. — А теперь все знают, что он такой и есть. Совсем недавно он с треском пролетел на фондовой бирже. Дутые векселя, рискованные сделки…

Потом был Денисон, классный наставник. Очень благовоспитанный человек. До самого окончания школы я не пытался взглянуть на него: у меня стало привычкой не оборачиваться и не смотреть через плечо. Но иногда я забывал об осторожности. И это был как раз такой случай. И играл в школьной сборной по регби, и однажды, во время матча, Денисон окликнул меня: «Удачи, старина!» — как раз в тот момент, когда я бежал вперед. Забыв об осторожности, я оглянулся…

Я ждал, затаив дыхание, но он молчал, и я отважился подсказать ему:

— Он тоже был… не такой?

Конли кивнул.

— Бедный дьявол. Его глаза выкатывались из орбит, и выражение их просто невозможно описать словами. Стоило мне окончить школу, как из-за Денисона разразился крупный скандал, и только его отставка спасла положение.

Если вам нужны еще примеры, следующим был окулист — прекрасный парень. Естественно, он заставил меня оглянуться и посмотреть через плечо — чтобы удостовериться в моем дефекте. Затем он спросил меня, что я видел, и я рассказал ему. Он был жизнерадостным и веселым малым, но, когда я смотрел на него, он выглядел как старый, обрюзгший боров.

Окончательно сломил меня, — продолжил Конли после томительной паузы, — разрыв помолвки с Элен. Мы были влюблены друг в друга, и я решил рассказать ей о своем несчастье. К сожалению, ее подвела сентиментальность. Она уверила себя, будто на мне лежит проклятье и ей суждено его разрушить. Само собой, она настояла на такой попытке. Я не сопротивлялся — наверное, я потерял голову от любви. Она казалась мне совершенством, в котором невозможно обнаружить изъян. Я согласился и взглянул на нее…