Господин фон Хан громко расхохотался:

— Ага, вот почему, оказывается, этот бедняга так низко присел передо мной! Он счел совершенно безобидное движение моей руки — я хотел похлопать его по плечу — за какой-то подозрительный прием.

— И еще об одном, господин фон Хан: знаете ли вы некую девицу Визель?

— Я знаю многих Визель, но среди них нет ни одной девицы с такой прекрасной фамилией.

— Кое-кто утверждает, что вы были с ней знакомы — и даже с черного хода.

— С черного хода? О, теперь я понял, о чем идет речь. «Черный ход» напомнил мне о кумире вашего полицейского.

Теперь-то до меня дошел смысл речей и просьб этого человека.

— И еще об одном, господин фон Хан. Как вы, очевидно, могли уже убедиться, я осведомлен о каждом вашем шаге, и тайная полиция Хербесхайма ни в чем не уступает парижской в ее лучшие годы — при таких асах шпионажа, как Фуше и Савари. Допустим, что все сказанное здесь ранее я смог бы еще кое-как объяснить, оставив вас вне подозрений и не прибегая к запугиванию нашего простодушного народа версией об умышленном разыгрывании роли «мертвого гостя». И все же у меня остается один вопрос к вам: если вы в самом деле не могли или не хотели играть эту роль, то скажите мне тогда — этот вопрос интересует не столько меня, сколько еще кое-кого, — как вам удалось сегодня утром так быстро и так близко сойтись в течение нескольких минут или четверти часа с фрейлейн Бантес (с которой вы прежде были не знакомы), что вы с ней… не знаю, как выразиться…

— Так, значит, вы и это уже у знал и? — поразился господин фон Хан, и его бледное, но живое лицо залилось краской смущения, что не скрылось от наблюдательного взгляда бургомистра.

— Еще раз прошу извинить за любопытство, — добавил бургомистр. — Вы же знаете: задавать нескромные вопросы — привилегия полицейских и врачей. Вам теперь уже известно, что «мертвый гость» славится своим умением поразительно быстро очаровывать сердца женщин. Впрочем, я и за вами охотно признаю этот талант, хотя и не считаю вас мертвым.

Господин фон Хан некоторое время молчал, но затем сказал: «Господин бургомистр, я скоро начну бояться вас больше, чем боится ваше почтенное бюргерство моего черного сюртука. Вероятно, стены у вас имеют уши, потому что с фрейлейн Бантес наедине я был этим утром очень короткое время, если вы намекали на это, когда говорили о том, что я близко „сошелся“. Позвольте, однако, воздержаться от ответа на этот вопрос. Либо стены выдали вам содержание нашего разговора — и тогда оно вам известно, — либо же нет, но тогда я не имею права поднимать над ним занавес, пока фрейлейн Бантес сама не сделает этого».