Может ли быть что-нибудь мучительнее минут, когда окружающий нас пейзаж воскрешает у нас в сердце все пережитое, а меж тем в другом сердце, в том, что когда-то разделяло наше счастье, все это остается погребенным, и
Разочарование наступило очень скоро. С тою благосклонностью, которая, стремясь утешить нас, в то же время лишает нас последней надежды, с тою улыбкой, какою, быть может, ангелы дарят страдальца в тот последний миг, когда, томимый мукой и преисполняясь надежды, он готовится скинуть с себя бренную оболочку, — именно с таким выражением глядел на нее тот, кого она любила. Он мог бы так смотреть на нее из другого мира, а здесь, на земле, взгляд этот обрекал ее на вечные муки.
* * * *
Не в силах видеть, как она страдает от раны, которую он ей нанес и которую бессилен излечить, Джон ушел; последние лучи за холмами тут же погасли; как будто солнце обоих миров закатилось, сразу погрузив все окружающее и душу ее во тьму. Она опустилась на землю, и до слуха ее донеслись далекие звуки музыки, словно эхо повторявшие слова: «Нет! Нет! Нет! Никогда!.. Никогда!..». Бесхитростную мелодию эту с ее заунывными повторами наигрывал бродивший по лесу деревенский мальчик[605]. Но человеку несчастному каждая мелочь кажется исполненной некоего тайного смысла; среди густеющего сумрака и под шелест удаляющихся шагов надорванному болью сердцу Элинор печальные звуки эти показались каким-то страшным предзнаменованием[606].
* * * *
Спустя несколько дней после этой все для нее решившей встречи Элинор написала своей тетке в Йорк, что, если та еще жива и не раздумала принять ее к себе в дом, она приедет к ней и останется у нее до конца своих дней, тут же добавив, что, судя по всему,
Когда она уезжала, Маргарет плакала, а Сендел проявил столько нежной и вместе с тем несколько чрезмерной заботы об ее путешествии, как будто оно должно было закончиться не иначе, как ее с ним свадьбой. Для того чтобы избежать этого ложного положения, Элинор ускорила свой отъезд.