Отъехав на некоторое расстояние от замка, она отпустила карету Мортимеров, сказав, что дойдет со своей служанкой пешком до фермы, где для нее должны быть приготовлены лошади. Туда она и пошла, но там постаралась остаться незамеченной, ибо до слуха ее уже дошло известие о предстоящей свадьбе Джона и Маргарет.
* * * *
День этот настал. Элинор встала очень рано; радостно звонили колокола, так же радостно, как они уже звонили когда-то; собралось такое же множество гостей, все были так же веселы, как тогда, когда приезжали на ее свадьбу. Она увидела, как сверкают кареты, услышала, как множество местных жителей приветствуют жениха и невесту восторженными возгласами; ей казалось, что она уже видит робкую улыбку Маргарет и сияющее лицо того, кто некогда был ее женихом.
Вдруг все смолкло. Она поняла, что свадебная церемония продолжается, потом — что она окончилась, что неотвратимые слова уже произнесены, что союз уже заключен! Снова послышались восторженные приветствия — это означало, что процессия возвращается в замок. Блеск экипажей, роскошные одежды всадников, шумная толпа арендаторов окрестных земель — все это она видела своими глазами.
* * * *
Когда все уже окончилось, Элинор случайно бросила взгляд на свое одеяние, — оно было белое, как подвенечный наряд. Содрогнувшись от ужаса, она тут же переоделась в траур и отправилась, как ей казалось, в свое последнее путешествие.
Глава XXXII
Глава XXXII
Приехав в Йоркшир, Элинор узнала, что тетка ее умерла. Она пошла к ней на могилу. Во исполнение ее последней воли покойную похоронили возле окна молитвенного дома диссидентов и на могильной плите, вырезали ее любимые слова: «Тем, кого он предвидел, он начертал их предназначенье…» и т. п., и т. п. Элинор постояла какое-то время у могильного холмика, но ни одна слеза не скатилась из ее глаз. Эта противоположность такой строгой, полной лишений жизни — и смерти, исполненной таких надежд, обреченных на молчание человеческих чувств и заговорившей полным голосом могилы раздирала ей душу, и так было бы с каждым, кто упивался человеческой страстью и вдруг обнаружил, что пил ее из разбитой чаши.
Со смертью тетки Элинор стала жить еще более замкнутой жизнью, если только это вообще было возможно, и уклад этой жизни был теперь отмечен еще большим однообразием. Она делала много добра жителям своей округи, но посещала она только их дома и больше нигде не бывала.
* * * *
Часто можно было видеть, как она подолгу взирает на ручей, пробегающий в дальнем конце ее сада. Так как она совершенно потеряла способность радоваться природе, то естественно было предположить, что к этому немому и мрачному созерцанию ее влечет нечто другое, и служанка ее, беззаветно преданная своей госпоже, неотступно за ней следила.