— Хвастуны, распутники, пьяницы, грабители церквей… — билось во мне. — Бог праведен, и суд Его — истинен!

И мне казалось, будто уничтожение полка изначально было в моей воле, и это я решил дело — во имя великого… Во мне жил ураган, сердце мое готово было разорваться, кровь гудела в висках, я шатался — от величия этого часа…

* * *

Дубильная Бочка пытливо смотрел на меня, ожидая ответа. Но я молчал.

— Позвольте мне сказать вам одно слово, господин маркиз! — начал он. Я уже знаю: вы презираете войну и не думаете вовсе о славе, которую приобретает в боях храбрый солдат. Вы ведь так говорили: бедный батрак, который пашет поле, имеет больше права на славу, чем все полководцы. А я эту ночь после боя совсем не спал и все думал об этом. Боль не давала заснуть — видите, у меня прострелена рука, да еще жар в придачу, и подагра проснулась… Мы, солдаты, те же мученики, как святые Иаков, Кириак или Марцеллин… Не знаю только, чьи мы мученики — Бога или дьявола? За что мы воюем? За что убиваем и проливаем свою кровь? За Божие дело? Мы — просто слепые кроты на свету… и не знаем, какова воля Бога. Ради добычи? Нет, господин маркиз, мы — как плотники Ноева ковчега, которые строили убежище для всех тварей, а сами захлебнулись в потопе. На благо родины? На этой земле, господин маркиз, уже тысячи лет льется кровь. И разве битвы, после которых прошла сотня лет, не кажутся сегодня бесцельными? Ради чего же бои, марши, усилия, маета, голод, раны — опять и опять? Что от всего этого остается? Я хочу сказать вам, господин маркиз, — только слава… Я иду по чужому городу, и люди шепчут мое имя, матери поднимают детей, чтобы показать им меня, горожане выбегают из домов и приветствуют меня, чьи-то лица теснятся у окон. И если я когда-нибудь немощным стариком приползу в монастырь — блеск моего имени… Будь проклята, опять она! Боже, сохрани меня! Ведьма чертова!

Он умолк. Старая уродливая женщина вошла в комнату с котелком горячей воды и полоской полотна в руках. Нортумберлендский офицер быстро взял со стола свою шляпу с плюмажем и, нахмурившись, вышел, кивнув мне на прощание.

— Ты — дурак, болван, бездельник! — зашипела старуха и начала обрабатывать раненую руку Дубильной Бочки. — Теперь вот сидишь да кряхтишь. Другие приносят деньги, а ты — только пару лотов свинца, в который уже раз!

— Да уймись ты! — зарычал Дубильная Бочка. — И не трогай меня! Я выиграл большое сражение!

— Большое сражение? — визгливо крикнула старуха, гневно взмахнув перевязочным хлыстом. — А зачем? Чтобы этот, а не другой король вводил на будущий год новые налоги на хлеб, на сало, на сыр и яйца?!