Наша встреча не была теплой. Помня, что мой литературный вкус несравненно выше его, он затаил обиду, и хотя не возражал против моего присутствия на плоту, было ясно, что это связано больше с моим физическим превосходством, чем с тем, что я промок и продрог. Взобравшись на плот, я просто кивнул ему, уселся и поинтересовался, не хочет ли он послушать заключительные строфы «Сражения при Нейзби».
— Нет, — ответил он, отрывая глаза от романа, — нет, Клод Реджинальд Гамп, автор морских рассказов, у меня с тобой все кончено. Когда несколько дней назад ты потопил «Напл-Дак» то, наверное, думал, что разделался со мной. Неглупо, но я вынырнул и поплыл за другим кораблем — за тем, на котором ты удрал. Это меня заметил матрос с мачты. Я понял, что он меня видит. Это мне побросали с корабля всякий хлам. Прекрасно — я сложил из него плот. На следующий день мимо меня проплыло тело мужчины, в котором я узнал моего старого друга Билли Траутбека, — он был коком на военном корабле. Приятно, что именно я спас твою жизнь, но я опасаюсь тебя. Как только достигнем порта, наши дороги разойдутся. Ты не забыл, как уже в первых строчках рассказа направил «Напл-Дак» на рифы?
Пришлось признать, что он прав, и капитан продолжил свои бесцеремонные упреки:
— Ты еще и полколонки не написал, а уже послал его на дно вместе со мной и всей командой. А вот ты — вывернулся.
— Это правда, — признался я. — Не стану отрицать очевидные факты.
— А в предыдущем рассказе ты отправил меня и мой экипаж к Южному полюсу и оставил замерзать во льдах, как мух в патоке. А сам не остался — и тут ускользнул.
— Ваша память, капитан, уникальна, — сказал я. — Учитывая, сколько вы перенесли, многие на вашем месте сошли бы с ума.
— А еще раньше, — продолжил, помолчав, капитан Аберсаут, по-видимому, не столько переживая удовлетворение от моей похвалы, сколько перебирая в памяти события, — ты покинул меня в море; в то время я не читал ничего, кроме Джорджа Элиота, но мне сказали, что ты оставил меня на «Мадларке». Меня обманули?
Пришлось сказать, что не обманули.
— Полагаю, тогда ты тоже уцелел.
Так оно и было. Оставаясь героем своих рассказов, я всегда в них выживал, чтобы появиться в следующем. Такова художественная необходимость: ни одному читателю не интересен герой, скончавшийся еще до начала рассказа. Я попытался объяснить это капитану Аберсауту. Он только покачал головой.
— Нет, — отрезал капитан. — Это трусость, так я считаю.
Неожиданно блестящая мысль пришла мне в голову, я дал ей немного обжиться, пока в мозгах не наступила полная ясность. Тогда я встал и, заставив взглядом замолчать моего обвинителя, заговорил суровым и резким голосом: