Я рассказывал Вольфу о городе, который еще полон восточного колорита, рассказывал о дувалах, стоящих по обе стороны главной, Астафьевской улицы. За этими дувалами большие и малые сады, с тенистыми уголками, где отдыхают и спасаются от жарких полдневных лучей жители. Чередуясь с дувалами, стоят одноэтажные домики, с одинаковыми окнами и ставнями, внизу ворот вырезано отверстие, и в нем видна настороженная морда дворового пса.

Посреди улицы идут телеграфные столбы. Дальше бульвара по улице ездить запрещается. Вечером движется непрерывный поток гуляющих, которые направляются на бульвар, где в беседке играют сазандари и где собираются представители высшего городского общества. Там можно встретить выдающихся ученых, писателей, художников. Традиция была нарушена, когда приехал Луначарский. Ему первому разрешили на извозчике спуститься к бульвару по главной улице…

Дворец сардара давно по частям свалился в Зангу, остались только куски стен. Зато в городе есть караван-сарай при древней мечети. Там в саду настоящая восточная чайхана, где в лунные ночи можно написать продолжение «Персидских мотивов» Есенина, настолько там все пронизано поэтическими ощущениями.

Вольф тут же продекламировал:

Улеглась моя былая рана — Пьяный бред не гложет сердце мне. Синими цветами Тегерана Я лечу их нынче в чайхане.

— Точно, — сказал я, — там можно почувствовать тишину и мудрость. Там сидят почтенные старцы, последние тени уходящего Востока, там мелькают лукавые профили красавиц, сошедших с персидских миниатюр. Мы будем пить чай в мечети и читать стихи Есенина о воображаемой Шаганэ…

Так, вспоминая стихи, разговаривая налегке, мы приближались к Эривани. Уже виднелись зеленые поля, темная листва садов, появились арыки с бежавшей мутной водой, стали попадаться арбы и люди, шедшие в одиночку и группами. Мы приближались к какой-то территории, обнесенной оградой, видной издали.

И тут как будто налетел самум, принесший такую неслыханную вонь, как будто разверзся грязевой вулкан, копивший веками прах тысяч конюшен. Это был оглушающий, невероятный запах, и чем ближе мы подходили к его источнику, тем сильнее чувствовали, что начинаем задыхаться.

Этот запах пересек нашу дорогу, и нам ничего не оставалось, как, прижимая платки к носу, пробиваться через эту непредвиденную завесу, возникшую на подступах к городу.

Когда мы приблизились к ограде, то обнаружили, что за ней лежит старое кладбище, на котором, как полагается, возвышаются памятники, кресты и часовни. Но то, что мы увидели перед кладбищем, так ошеломило нас, что мы, несмотря на окружавший нас дьявольский фимиам, сложили с плеч мешки и сели на каменный выступ ограды. Такое увидишь не каждый день.