Мы стояли оглушенные среди этого непрерывного грохота и звона. Куда бы мы ни двигались, всюду в строительной пыли возводились новые здания, под ногами лежали груды труб. Старые стены валились с глухим стенанием. Всюду виднелись молодые, азартные лица, горящие глаза. Яростная битва захватила весь город.

— Где тишина? Где восточный покой? Где нельзя проехать на извозчике? — кричал мне в ухо Вольф, указывая на происходящее.

На нас смотрели с удивлением и с сочувствием. Спрашивали, что мы ищем, кто нам нужен. У нас были адреса, куда мы держали путь, но дело было не в этом.

— Зачем вы пришли? — спросил нас один молодой инженер, размахивая синей калькой.

— Чтобы увидеть Армению, увидеть Эривань, — ответил Вольф, переполненный самыми разными ощущениями.

— Вот Эривань! Смотрите! Здесь мы строим новую Эривань! Вы поспели как раз. Откройте дверь в наш новый дом. Входите, дорогие! Мтек! Мтек! Мы очень рады…

И мы вошли в гудевший всеми машинными и человеческими голосами город, как в новый дом.

Вольф Эрлих много потом ходил со мной по разным горным краям. Но он сдержал свое слово. Он вернулся в Армению. Он начал там часто бывать, уже без меня. Он написал о ней стихи и рассказы, узнал ее всю, он восходил на Алагез, он знал виноградарей Араратской долины, крестьян и рабочих, пограничников на Араксе, писателей и ученых.

Если бы Вольф Эрлих дожил до Великой Отечественной войны, то он со своей гражданской поэзией, со своим патриотизмом и жаждой подвига нашел бы свое место среди поэтов, участвовавших в смертельной борьбе с фашистскими захватчиками.

Как командир запаса пограничных войск, он в рядах защитников социалистического отечества был бы храбрым и достойным воином. Он готовил себя к этому последнему, решительному бою.

Я знал его в комнатах, где спорят о стихах, или рассказывают разные истории, или поют народные песни, до которых он был большой охотник. Я знал его за дружеским столом, на лыжной прогулке, в ладожских лесах, в приневских болотах, на жарких писательских собраниях.

Но лучше всего я помню его среди снегов Кавказа — веселого, маленького, с огромным мешком за плечами, загорелого до черноты, смертельно уставшего и все же смеющегося, с восторженным лицом смотрящего на все необыкновенное вокруг себя, бесконечно наслаждающегося воздухом, сине-лиловым небом, необъятным простором, высотой. Он стоял как маленький железный солдат, готовый к новым трудным переходам, к новым боям, к новым открытиям. Глаза его светились. Он весь был полон неизъяснимого восторга, неповторимой радости. Таким он и остался навсегда со своими стихами в моей памяти и в моем сердце!