Тогда свезли его на помойную яму далеко за городом… И так, чтобы никто не знал. Так я тебе скажу, — прошлое, как этого мирпенджа, надо везти на помойную яму и бросить в самую глубокую дыру. А люди будут жить настоящим и будущим. Нам не надо больше, скажу тебе, ни дворцов, ни мечетей… Вот теперь я все сказал. И вот идет мой друг — хочет еще сыграть, обыграть меня! Я пока попрощаюсь с вами…

Он встал навстречу древнему повстанцу, и они снова положили между собой ветхую, выщербленную временем доску с потускневшими квадратами и расставили свои причудливые фигуры.

— Вот ты теперь скажи мне, — спросил Юсуф, — разве он не поэт? Посмотри, как он говорит. А можешь представить себе, как он проповедовал коран, когда был молод! Валлаги, почему я не слышал его тогда! Не отвечай мне: я сам знаю, что он поэт, стих внутри него!

…Была пятая ночь полнолуния. Аул Шовкра погрузился в покой и сон. Кое-где тускло краснел свет в дальних домах по горе. Как из глубины колодца, доносился глухой стук копыт. Какой-то запоздавший горец спешил домой, подгоняя уставшего коня. Мы с Юсуфом были сегодня сами в отлучке, мы сдавали в Гунибе наших молодецких коней. На дворе дома отдыха, перед белыми стенами бывшего дворца, погарцевали на них последний раз, простились потом с ними, даже жалко стало расставаться, потом пошли по знакомым и вернулись на попутном грузовике домой только к ночи.

Юсуф решил спать на крыше. Мы сидели на постелях из пестрого шерстяного паласа, на толстых одеялах, курили и смотрели, как развертывается лунная полночь во всей своей роскоши над древней каменной землей. Весь мир был точно осыпан мелкой звездной пылью. Все вокруг светилось. То белая стена выходила из темноты, то на крышах вспыхивали всевозможных цветов огоньки, точно загорались и излучали свой магический свет мелкие камешки, то начинала светлеть дальняя дорога, то совсем рядом какой-то забытый на соседней крыше тазик или просто алюминиевая кастрюлька начинали фосфорически светиться.

Мы сидели на крыше, как на сцене, и Юсуф был сегодня особенно выразителен в рыжей папахе, в своих темных желтых сапогах, серых бриджах в клетку, в черной шевиотовой рубахе, подпоясанной кавказским поясом с серебряным набором, на котором висела кобура с маленьким браунингом. В лунном свете он был просто величествен.

— Юсуф, — сказал я, нарушая тишину горной ночи, — в тебе есть что-то от древнего воителя…

— Не смейся, — ответил Юсуф, — наши предки, жители этого аула, были очень большими воинами. Ты знаешь, что сам Надиршах приходил сражаться под стены аула Шовкра. Тогда здесь владычествовал большой воин Сурхай-хан Казикумухский. Тут были сильные битвы. Это теперь наступил мир.