— Ну, так подари ей дочку! — говорю я.
— Да, а что моя Екатерина Измайловна скажет? — серьезно ответил он. — Она у меня знаешь какая строгая…
Ашуг Искандер сходил в Кази-Кумух, нашел своего коня, купил его. «Я поцеловал его в лоб и поцеловал между глаз», — говорит он. Он протягивает чурек.
— Ешь, это из Кази-Кумуха. Чурек с мятой и с салом. Женщины — это самые сластолюбивые создания. Ведь они же выдумали, что чурек с мятой должны есть только женщины. На, попробуй! Это очень вкусно…
Я попробовал и нашел, что есть вещи повкуснее, тем более что я не люблю мяты. Искандер в новой суконной черкеске, на нем черная папаха, суконные шаровары, ярко начищенные сапоги. Входя вечером в дом Юсуфа на званый ужин, он останавливается перед входом и говорит с торжественностью:
— О дом, да не войдет в тебя печаль и да не играет судьба с жильцом твоим! Как ты уютен для каждого гостя, когда странник нуждается в отдыхе!
Мы едим замечательный хинкал, шашлык, копченую баранину, суп с рисом и чечевицей, пироги с сыром, вареники из крапивы. Крапиву крошат ножом, посыпают солью, мешают куски старого бараньего сала, яйца; тесто для этого приготовляется только из пшеничной муки.
Среди гостей сидит комсомолец, в свитере, в чарыках, в толстых носках, подвязанных голубой тесемкой, в серых штанах. Он не может пить бузу, мало ест, с легким недоверием слушает ашуга; он говорит резко, что хотя он повредил глаза усиленным чтением, но что надо всем учиться, завоевывать знания и кончать с невежеством.
— Мы побили Чувашию по строительству дорог, у них земля, песок, у нас камень, гранит, шифер, а мы взяли всесоюзное знамя. Лакский район — лучший район Дагестана, — говорит он нарочито громко, — у нас двадцать четыре школы в районе — у кого столько? Мы собрали деньги на машины — и у нас собственные машины есть, мы сделали дороги, племенной совхоз, заложили сады…
— «Если умрешь от чистой любви, то попадешь в рай», — запевает ашуг.
— Я за это, — говорит комсомолец, — нельзя отменять старые церемонии свадьбы. Как молодости отменить веселье? Ашуг прав: любовь еще живет на свете…
— Я спою для молодости, — говорит ашуг, берет кумуз, глотает перед этим добрый глоток бузы и поет песню о шайтане и горце, как они уговорились, что горец пронесет шайтана по горе, горец обманул шайтана, и шайтану пришлось нести горца до вершины.
Ашуг спел лихо, все смеялись тому, как горец одурачил шайтана. За столом сидели долго и разошлись поздно…
Когда все разошлись, мы остались с Юсуфом.
— Скажи мне, пожалуйста, — сказал он, — может быть поэтом человек, никогда в жизни не писавший стихов?