Стась уговаривал себя, а тревога не проходила, она сотрясала его тело в такт вибрирующему самолету, на котором он летел уже третий час, а ему предстояло лететь еще столько же. Что же, ему вот так и терзаться весь полет до Москвы? Мужик же он, а не пугливая девица! Он хотел отбиться от этих глупых мыслей, но тревога наваливалась на него волнами, как те кучевые облака, сквозь которые при взлете пробивался их самолет, и Стасю казалось, что его теперешнее состояние, та неустойчивость и оторванность от родных, Виты и всего, что связывает человека с жизнью, идет от этого одуряющего полета вслед за солнцем. Просто он попал в необычную ситуацию, и от этого все его страхи и сумбур в голове. Нельзя человеку с нормальной психикой наблюдать в течение трех часов восход солнца… Нельзя. Это какое-то неземное состояние. А они как только поднялись в небо, так раскаленный диск нарождающегося дневного светила повис над горизонтом и, словно приклеенный, до сих пор сопровождает их самолет. «Обилие прекрасного рождает отвращение. Безмерное счастье — несчастье», — попытался скаламбурить Стась, чтобы развеселить себя, но каламбур не получился, и настроение его не улучшилось. Стал думать о матери, отце и Димке, которых не видел уже почти год. По ним он скучал нещадно, так нещадно, как только можно скучать по людям, с которыми вырос и был одно целое, а тебя взяли да и оторвали от них по живому…

Сколько в их буровской семье за этот год его работы у черта на куличках, возле Полярного круга, произошло перемен? А он, Стась, как отрезанный ломоть. Узнавал обо всем из редких звонков и еще более редких писем, которые писала одна мама…

Отец уже почти год как генеральный директор объединения «Гидромашина», куда вошел завод и проектно-конструкторский институт. «Хозяйство большое, хлопотное, — писала мама. — Теперь отец совсем отбился от дома. Пропадает на службе, а здоровье уже не то, и пятьдесят лет — не тридцать…» Конечно, пятьдесят — не тридцать и даже не сорок, в те годы родители только мечтали выйти на «служебные высоты», а сейчас отец достиг их, одолел гору. Странно все-таки устроена жизнь. Человек, физически и духовно зрелый, ходит в приготовишках, а как только состарится, как только перевалит этот пятидесятилетний рубеж, так добирается до «служебных высот» и продолжает карабкаться выше. Зачем ему это? Зачем перенапрягать немощное тело и слабеющий дух? Надо щадить себя и осторожно спускаться вниз. Беречься от кессонной болезни. Ведь жизнь одна…

Положим, отец и сейчас еще здоров и крепок. Но ведь пятьдесят скоро…