Димка отпивал крохотными глотками из чашки, и ароматная жидкость истомой разливалась по обезвоженному жаром телу. Через четверть часа он понял из разговора, что чубатый — начальник стойтреста Максименко. Его фамилию Димка не раз слышал и на Ямале. «Максименко не дает», «Максименко срывает». Теперь этот грозный человек сидел перед ним. Другой — главный инженер треста. Димка даже не расслышал его фамилии. Он все время молчал. Говорил только Максименко.

Теперь уже обсуждали, что и как готовят из «дичины». Максименко с удовольствием рассказывал, какие роскошные кушанья можно приготовить из печени.

— Только нужна свежая, — даже застонал он. — От только что убитого…

Наклонившись над столом и словно подсмеиваясь над охотничьим пылом Максименко, Сакулин спросил:

— А тебе приходилось когда-нибудь есть кундюмы?

Тот недоуменно скривил толстые губы.

— А что это за зверь?

— Кундюмы-то? — переспросил Сакулин. — Неужели никогда не ел?

— Нет, — растерянно повел могучими плечами Максименко.

— А хвалишься! Это пельмени с грибами. Еда богов. И сибирских чалдонов.

— Пельмени должны быть с мясом, — парировал Максименко. — А все другое от лукавого. Я, если не поем плотно, то не работник. Как и всякий русский человек.

— Ишь ты! — усмехнулся Сакулин. — А знаешь ли ты, русский человек, что на Руси в разные годы от ста шестнадцати до ста девяноста двух дней в году были постными. Это больше полугода: ни мяса, ни молока православные не ели… А ты, Иван Анисимович, плотно ешь каждый день. — Сакулин покачал своей большой головой, словно стыдил ребенка за шалость.

Разговор легко перескакивал с темы на тему.

Все уже трижды сходили в парную, трижды охлаждали свои перегретые тела в ледяной воде бассейна. И теперь Илико была дана команда открыть бутылки. Максименко и главный инженер жадно выпили по бутылке пива и, расслабившись, закурили. Сакулин и Пахомов продолжали пить чай. Димке предоставили право выбора, и он последовал за строителями, пододвинул к себе чешское пиво.

Теперь разговор вел Пахомов. Он ругал сразу и нефтяников, и газовиков, и строителей за то, что они, «современные Чингисханы», губят природу.

— Извели леса, загадили реки и озера, а теперь добрались до тундры. Ладно, лес можно вырастить. Правда, через сто лет. Реки и озера очистить. Вон американцы чистят свои Великие озера. Тоже работ не меньше, чем на сто лет. А вот что вы будете делать с тундрой, которую превращаете в болота? Ее ведь и за сотни лет не восстановишь. Гусеницы машин срывают с вечной мерзлоты тонкий ковер, и сразу на его месте возникает болото. А тот ковер тысячелетия ткала природа, и неизвестно, сможет ли она когда-нибудь теперь восстановить его.