Тут старик письмоводитель, с кривым глазом, вспомнил, что был у них в штате заслуженный старший городовой, фельдфебель Розанчиков, Николай Акимыч, тому лет шесть помер от тифозной горячки в Голицынской больнице, – «торжественно поминали, всем кварталом, очень был уважаемый-с». Вспомнил и пристав, что был наряжен на похороны «для оказания чести», за заслуги. Припомнил даже, что и самого Розанчикова видал вживе, теперь отлично помнит. «В приезды Государя старика наряжали в Кремль, на дворцовый пост».

– Он… этот старичок… небольшого роста, широкий такой?.. – в сильном волнении спросила Даринька.

– Как раз, – сказал пристав, – в медалях весь, солидный.

– Грозный был, – подтвердил письмоводитель. – У него ни-ни!.. Сбиток, бородка аккуратная, седенькая, всегда подравнивал, в аккурате себя держал. Все его так и величали – Микола-Строгой.

– Это он!.. – воскликнула Даринька, – И глаза… строгие у него, да?..

– Так точно, сударыня, строгой глазом, сурьезный был… у него ни-ни! – погрозил письмоводитель гусиным перышком. – На что воры, а и те уважали, не беспокоили. Как Акимыч на посту, спи спокойно, воры и район его не переступали, из уважения. Так и говорили: Микола-Строгой, заступа у него какая!.. с ним беспременно влипнешь.

– Да?!.. – вскрикнула Даринька, – Заступа?.. так и говорили?..

– Сам слыхал-с, от воров слыхал. Страшились… на Угодника очень смахивал, строгого когда пишут.

– Был похож?!.. на Угодника?!!..

– Вылитый! Наш приход, угол Волхонки и Знаменки, против Пашкова дома, как раз и именуется Микола-Строгой. Можете официально убедиться.

Виктор Алексеевич не знал, что думать, стоял-слушал, растерянный.

– И это точно, что помер в семьдесят первом году? – спросил он.

– Глядите-с, вот она, книга… за семьдесят первый год. «Скончался…» Ошибки тут быть не может.

Он показал перышком на листе.

– Так что это уж не наш Микола-Строгой спас ту девицу, – хитро прищурив глаз, проговорил письмоводитель и раздумчиво почесал нос перышком, – а… другой!.. – значительно выговорил он и подкачнул головой, – будто и он, наружностью-с. Такое не раз бывало, и слышать доводилось… и в книгах написано, под цензурой. Удивляться тут нечему, известно по всем местам.

Переглянулись, помолчали.

– Чего ж тут… кто с верой прибегает, лучшей помоги и быть не может. И то взять: самое его место наблюдения, по реке. У нас одних побережных церквей «Никольских» больше десятка наберется!..