– Где – там?.. – спросил Виктор Алексеевич. – Ты сейчас радостно воскликнула: «Сколько чудесного… там!»
– Да-аааа!.. – напевно воскликнула она, – я видела у нас, в Уютове… Забыла… Ах, да!.. помню – все чистое, прозрачное… Вдруг поняла, во сне… – вот – святое! И мне стало ясно… все. Что же я видела?.. Забыла… такое чудесное забыла…
По ее лицу видел он, как она старается припомнить.
– Видишь… Но это чу-точку только, мреется чуть-чуть-чуть…
Она сложила ладони и возвела глаза – молилась словно.
– Видишь… – зашептала она, как будто боясь спугнуть вспомнившееся из сна, – я видела все вещи у нас в Уютове… и дом, и елки, и цветы… камушки даже помню и колодец… но все совсем другое! Подумала я… – вот – святое, чистое творение Господне… Этого нельзя рассказать.
– Что же ты думаешь?
– Думаю… – говорила она мечтательно, – это не жизнь, как все живем. Надо совсем другое…
– Что же другое?
– Как это верно, как чудесно!.. – воскликнула она, всплеснув руками. – Так понятно открылось мне, а во сне будто и ответилось, какая должна быть жизнь. Такая красота… снилось-то! все живое, и все струится! А это… – огляделась она, – мутное, темное… неживое. Нет!.. – страстно воскликнула она и так мотнула головой, что лежавшие на батистовой кофточке каштановые ее косы разметались. – Подумать только, какие простые слова, как надо: «Да отвержется себе и возьмет крест свой и по Мне грядет»! Тут все как надо. Каждому дан крест и указано, что надо:
Он перебил ее, чего-то страшась, может быть, позорного для нее:
– Не все?!.. Самого страшного… и?.. Ты сказала еще – «и самого…» что же еще было, чего ты не сказала?.. – «и самого»?..
– …чудесного!.. – досказала она чуть слышно.