– Ну?!! – торжествующе спросил у меня сумасшедший. – Вот! – сказал он. – Лучшее и достаточное доказательство! Я пожал плечами ещё раз. Я считался самым умным школьником в райцентре и во всём районе. Я читал Артура Шопенгауэра и Рабиндраната Тагора, выигрывал олимпиады по литературе, истории, химии, физике и математике. Уже тогда я подозревал, что обилие в языке слов звукоподражательного происхождения говорит не столько о древности, сколько о примитивности, неразвитости языка. И гордиться тут нечем.

Позже я много думал о названии своей реки. Когда-то она была широким потоком, о чём свидетельствуют древние осыпающиеся берега, широкие и высокие, образующие расщелину, на каменистом дне которой ныне бежит глубиной по колено ручеёк – всё, что осталось от ужаса и величия водной преграды. Ещё совсем недавно река могла подниматься даже над этими берегами и затапливать всю округу. Последнее наводнение случилось в середине прошлого века.

Это произошло, когда чеченцы вернулись из депортации на родную землю. Село моё было не пустынным без них, в селе жили русские. И на время о́но селу официально дали другое, красивое вавилонское имя – Междуречье. И вот чеченцы, высланные когда-то из аула Шали, вернулись в Междуречье. Реками же, у слияния которых стояло село, были Басс и Джалка. Гидрографы говорят, что в действительности это одна река, поворачивающая у села своё русло. Реки в ту пору были великими – мутные большие потоки.

Чеченцы вернулись. В домах жили русские поселенцы. По улицам Междуречья, хрюкая, бегали свиньи. Русские поселенцы не были виноваты: поселенцев определили на жительство и работы советские власти. Свиньи тоже не были ни в чём виноваты. Они считали себя ничем не хуже баранов, которых горцы любили и привечали, резали и ели. Доля исторической случайности есть в том, что первые мусульмане определили как животное скверное именно свинью, а не собаку, не барана и не осла. Но теперь уже ничего не поделаешь, так повелось. И в Междуречье, где раньше не закалывали ни одной свиньи, теперь лежал повсюду, во дворах и на улицах, пахучий свиной помёт.

В чеченском языке нет отдельного слова «река». Река называется «хи», то есть «вода». В ином случае сложно, поэтически и литературно река может называться «доьду хи», что значит «бегущая вода». Какое-то индейское словосочетание. Озеро по-чеченски называется «Iам» (звучит почти так же, как русское «яма», яма с водой). Море называется «хIорд». А слова для реки нет. Река и вода – одно слово.

Никто не знает, как русские покинули Междуречье. Те, кто знал, – молчали. А теперь мертвы. Есть разные версии исхода, светлые и тёмные. По самой сияющей, солнечной, советская власть, приславшая поселенцев в Междуречье, когда вернула чеченцев, то позаботилась о русских, замещавших жителей села на время отсутствия. Русским были даны в других землях дома и колхозы, и все поехали дальше, вперёд, организованно и с комсомольскими песнями. По рассказам менее светлым, чеченцы выкупали у русских свои родовые дома и участки. Из тёмного и страшного молчания мёртвых можно было понять, что ядовитое облако ненависти и угроз окутало Междуречье. И временами молнией сверкали ножи, лилась дождём кровь, кровь смывалась слезами, и сирень весной зацветала не белая, не сиреневая, а алая, как бутоны мака.