Светлый фон

Что касается Нумы Помпилия, так он счастливо дожил до восьмидесяти лет и умер, как это пишут в энциклопедиях, от естественных причин. Утвердившись и окрепнув во власти, он совсем отменил человеческие жертвоприношения, повелев приносить жертвы без крови, растениями или, например, волосами. Провёл также много других реформ, муниципальных, отраслевых и религиозных. У него была хорошая библиотека. Но все свои книги он завещал похоронить вместе с собой. Так и сделали в году 673 до Р. Х.

Погребение было секретным. И нашли могилу лишь несколько веков спустя. На холме бога Януса, что на западном берегу Тибра, там, где позже распнут апостола Петра, в 181 году до Р. Х. рабы, копая для чего-то землю, вырыли два каменных ящика. В одном был прах царя Нумы, совершенно истлевший. А в другом четырнадцать книг, вполне сохранившихся. Книги отнесли претору, тот глянул только их содержание и сразу понёс жечь. Сжёг же их самолично на заднем дворе своей виллы. Народу сказал, что книги Помпилия не соответствуют официальной историографии Рима, противоречат идеологии и религии, а также науке и способны ввести неразумных в обольщение. Кстати, это был самый первый задокументированный случай аутодафе литературных творений.

Признаться, я там был и помогал претору. Подносил дрова и подливал в огонь масло для наилучшего горения. Ну, пролистал некоторые тома, что-то запомнил. Что я могу сказать? Некоторые тайны царя Нумы стали уже давно всем известны. Многие страницы оказались ошибочны или лживы. А есть такие места, до которых мы пока не доросли. Относительно легенды, бытовавшей среди алхимиков, что была в библиотеке Помпилия книга про то, как добыть философский камень, и что она избегла огня, так это пустые враки. Я её специально медным прутом шурудил, чтобы хорошо прогорела.

В этой своей жизни (хочется сказать, в последней, но, наверное, не в последней, а в «крайней»), когда я был совсем ещё ребёнком, мой отец принёс во двор двух щенят. Они были пушистые и смешные, с мокрыми пуговками носиков и алыми язычками. Один был чёрный, а другой белый. Поскольку щенки были братьями, от одной суки, я назвал чёрного Ромулом, а белого Ремом. Вскоре Ромул исчез. И я никак не могу вспомнить, что с ним случилось. Забрали его другие хозяева? Умер ли он от щенячьих болезней? Не помню! Всё помню, а этого вспомнить не могу. Как только стараюсь припомнить, сразу словно железная штора падает перед внутренним взором – нет за ней ничего или смотреть нельзя?

Если вы что на меня подумали, так это зря. Я вовсе не был жестоким ребёнком. Один раз только я заморил голодом голубей, но это вышло нечаянно. Рема я любил и впрягал его в санки. А когда Рема, сбежавшего без ошейника на собачью свадьбу, приняли и оприходовали мыловары, отец снова принёс мне двух братьев-щенков. И один из них опять сразу умер. Но это я помню, помню, как он издох. Естественной смертью.