«Пусть приходят. Пусть казнят».

Захотел представить человека — автора записки. Всплыло лицо, похожее на лицо Шкурупия.

«Посадить тебя, паскуду, задом в навоз и забивать осиновым колом слова твои обратно тебе в глотку. Чтоб ты наелся ими досыта и никогда больше не выговорил».

Опять потянулась бесконечная ночь. Часа в два Петр встал, нашел письма к Ольге с родины, списал адрес и составил телеграмму ее отцу. Он знал только, что отец работает председателем колхоза.

«Срочно вылетайте помочь Ольге». Подпись: «Ивлев».

И стал ждать утра. Ходил по комнате, вспоминал свою жизнь. Вспомнил почему-то, как пацаном возил копны и его однажды растрепала лошадь. То ли укусил ее кто, то ли испугалась чего — черт ее знает: вырвала из его слабых ручонок повод и понесла. За ним на другой лошади летел старик стогоправ, не мог догнать взбесившуюся кобылу, кричал сзади: «Держись за гриву, Петька! Крепче держись — не отпускайся!» А его тогда — он помнил — подмывала от страха мысль: «Может, лучше самому упасть, чем ждать?» Но старик кричал: «Держись, Петька! Она счас пристанет!» Действительно, кобыла скоро выдохлась и стала. Эх, старик, старик…

За окнами стало светать.

Через три дня прилетел отец Ольги.

Петр шел с работы, увидел на крыльце своего дома незнакомого пожилого человека. Он догадался, кто это.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте. Я — отец Ольги, Павел Николаевич.

— Я понял. Сейчас все расскажу. — Петр отомкнул замок, пропустил вперед Фонякина.

— Ну? — глаза Фонякина покраснели от бессонницы. — Что?

— Ольга спуталась здесь с плохими людьми… В общем, ей грозит тюрьма.

Фонякин болезненно сморщился.

— Что они делали… люди-то?

— Воровали. Ворованное хранилось у Ольги.