Рабочие сцены, воспользовавшись паузой, монтировали декорацию к следующему действию (они были в таких же старинных одеждах, как и актеры, потому что тоже выступали в массовых сценах). Они были заняты своим делом и ни на что другое не обращали внимания, поэтому парень держался поближе к ним, даже пытался кое в чем помочь им, хотя и не очень умело.
Между тем вокруг споривших собрались уже и другие актеры театра.
— Видишь ли, Гавриил Степанович, если бы все шло по-твоему, — вмешался в разговор Сидоряк, — то тысячи людей не были бы казнены.
— Миллионы, — добавил Антон Петрович.
— Пожалуй, миллионы, — согласился с ним Сидоряк. — На совести одного людоеда Гитлера пятьдесят миллионов!..
Рущак пожал плечами и, почувствовав шаткость своей позиции, сказал:
— Жизнь — сложная штука…
Волынчук, держась за подлокотники кресла, мрачно, будто нарочно тоном тупого Помощника, добавил:
— А для кое-кого вся сложность только в одном: как бы поесть…
Он не успел закончить своей мысли, потому что Сидоряк резко прервал его:
— Этого достаточно животному, человеку же надо неизмеримо больше!
Но у Волынчука была своя твердая позиция, своя убежденность, которую он не умел, а вернее, не хотел половинить.
— А вы смотрите на все проще, — возразил он Сидоряку, как всегда взвешивая каждое слово. — Проще смотрите на жизнь…
— Вы правы, Кирилл Данилович, — согласился Сидоряк, — но только не упрощенно и не через черные очки… Учтите, если кого-нибудь сто раз назвать свиньей, тот начнет хрюкать.
Теперь уже Волынчук не дал возможности своему противнику укрепить позицию, поймав его, как ему показалось, на слабом месте, и, в соответствии со своим характером, тут же отреагировал:
— По-вашему, если разбойника сто раз назвать ангелом… у него вырастут крылья? — Волынчук белозубо улыбнулся и сказал свое обычное: — Оставим лучше этот разговор.
— Ты сегодня, Кирилл Данилович, какой-то злой, — упрекнул его Рущак, пытаясь разрядить спор.
— Вот и не подходите. — Решил молчать, зная, что наговорит такого, что и сам будет не рад.
— В жизни нужны и злые люди, — отозвался художник Белунка в своей обычной беспечальной манере.
— Что ж… — развел руками Рущак. — Сложная штука… Вот мы свершили революцию, построили социализм… Так?