— Антон…

— Ну?… — отозвался он с некоторой настороженностью.

— Ты на меня не сердись, Антон… У нас нет детей, и… я недавно подумала…

Он и не заметил, как положил на скатерть ложку, под которой образовалось пятно.

— Не взять ли нам из детдома? — продолжала она, не меняя позы.

— Ну? — повторил он, именно потому что совсем иные слова рвались из его уст: «Я давно хочу сказать именно это!»

— Ты только не возражай, Антон… я долго думала…

— Как хочешь… — сказал он, едва сдерживая свои эмоции, подбивавшие его восторженно раскинуть руки, схватить жену в объятия и расцеловать.

Однако сделать он этого не смог, и разговор закончился сдержанно. Самое главное так и не было высказано. На другой день Анна продолжала не доведенную до конца беседу:

— Я бы хотела девочку…

Он снова подавил в себе свои чувства и ответил с плохо скрываемым безразличием:

— Да, пожалуй, можно и девочку. Я уже подумывал об этом.

И так, слово по слову, исподволь они приближались к тому, что желали с самого начала разговора. Антон Петрович с трудом сдерживал свои чувства, но все же выждал, чтобы проявила инициативу жена.

— А что, если бы соседскую… Василинкину сиротку… Я ее как-то видела… Такая миленькая девочка…

Он, видимо, выглядел очень глупо, пытаясь, показать себя безразличным, потому что Анна быстро вышла на кухню, чтобы дать возможность и ему, и себе унять волнение.

По дороге в детдом они шли молча. Антон боялся встречи с дочерью, боялся услышать из ее уст слово «папа», потому что оно обнажало до конца его самую большую тайну, и кто знает, к каким осложнением в семье оно могло привести. В такой ситуации все имело значение: кто первым войдет во двор детдома, кто их встретит, какое слово скажет девочка… Все, все, все! И он, как суеверная бабка, учитывал это. Первой пропустил в калитку жену. Успокоился, когда на пороге встретила их старая нянечка Тереза… А далее все мгновенно полетело вверх тормашками, все пошло по-иному.

— Те-е-тенька Аня! — послышался радостный детский крик из глубины коридора. И красном мячиком полетела навстречу вошедшим несказанно счастливая девочка. — Я знала, что вы придете с папой!

И вся тайна мгновенно исчезла. Все раскрылось перед ними, и все это было прекрасно.

— Тетенька! Папочка! — без умолку лепетала девочка, прижимаясь то к Анне Лукиничне, то к Антону Петровичу.

Им ничего другого не оставалось, как подхватить девочку на руки — на четыре руки. И так застыли на несколько мгновений, что-то говоря, что-то объясняя друг другу и ничего не понимая. И лишь позднее посмеялись над своими тревожными колебаниями, шедшими от нерешительности, от недостаточного знания друг друга…