— Может, дадите наконец слово вставить? Представьте на минутку: входит он, Георге Кручяну. Открывает дверь легонечко… Кто он такой? — почти зашептал Тудор, будто рассказывает малым детишкам про козу рогатую. — Ну, ну, он здесь сегодня уже был… Да-да, он самый! — я заговорил быстро, как заклинание: — Кум Никанор, сосед дорогой, помоги! Ты каждое утро выходишь во двор, натыкаешься глазами на мой дом и думаешь, наверно… Не узнаете? Я же Георге Кручяну, колхозный вор. А ты член правления, кажется… Что киваешь? Давно пора меня похоронить, бре. Завяз тут на ваших языках, не находит душа покоя. Или вы не верите, что есть душа? Тогда пожалейте хоть бренное тело. Неужто это кара за треклятые тычки? Молчишь, Никанор… Четвертый день на исходе, а похороны-то как, будут, нет? Скажи им правду, брат Никанор, что тебе стоит? Ты еще в силе, правленец, а у меня ни слов, ни дыхания… Зачем я пришел, сосед? Видишь ли, на нашей горе… Те души, что успокоились там, на кладбище, не хотят меня принимать. Уйди, говорят, один смрад источаешь, Георге, на земле решено тебя оставить, в наказание. Жаль, конечно, да как прикажешь с тобой быть, если живые не отпускают? Ты им все на свете перепутал, все с ног на голову перевернул, Кручяну. Святого в тебе, слышь, ничего не было. Это во мне-то, Никанор? Не сказано о тебе доброго слова, даже сосед твой Бостан воды в рот набрал. Вернее, слов говорит много, а почитай что молчит…

Никанор улыбнулся во весь рот: не на шутку распалился племянник!

— Кто это так разделал Георге, Тудора?

— Костэкел у них там заправляет, он же за сторожа на той горе. Говорит, почти век служил людям, сторожил их цифры, но до такого не докатился, как Кручяну.

— Ну, накрутил ты, племяш…

Тудор бровью не повел:

— И еще Кручяну скажет, дядя: «Почему, Никанор дорогой, я тебе это говорю? К кому прийти как не к соседу… Да, я поднялся на нашу гору, но там не так, как в верховном суде, там не закрывают дело, возвращают на доследование живым. Любое дельце можно обжаловать, а последняя инстанция, изволь — ВРЕМЯ! Нету конца у времени, и не хочу я мучиться вечно, вот и думаю, дай-ка попрошу немного участия. А тебя, Бостан, давно знаю, потому и потревожил… Нужен мне из живых один свидетель!»

— Что же теперь, и мне помирать? — криво усмехнулся Никанор.

— Если явится свидетель из живых, там пересмотрят решение. — Тудор издевательски-сурово произнес: — За истину, дядя, и умереть не жаль! Георге велели: «Предъяви нам очевидца, может, разглядим наконец твою великую истину, за которую столько лбов порасшибалось». Костэкел за пять лет завел там новые порядки: «Еще живым, Георге, я чтил ВРЕМЯ. А ты нет. Ты думал: время — ап-чхи! А оно — ап-чхи! и ты НУЛЬ».