Старый лис Скридонаш ждал в ответ: «Незнайку из себя строишь, дед? Зачем мне по винпунктам пороги обивать, если с тебя бочка вина причитается. С пустыми руками заявился, и не совестно? Да тебе шампанское ставить положено, как жениху, сию же минуту. Мы меж собой толкуем: старый пенек Патику зимой зацвел! Ты что, китайская роза или комнатный лимончик? Поздравления, и все такое прочее, сейчас свидетельство выправим… Нет, не обижайся, а пока ведро вина не поставишь, строчки не напишу!»

— Ну? Слушаю, ты по какому делу? — спросил Владимир Георгиевич и, опершись о стол, с шумом отодвинулся.

Стул заскрипел, закряхтел, а секретарь стал внимательно разглядывать носки модных тупорылых ботинок, подбитых мехом. Зевнул даже, скривился:

— Что новенького? Медку на складе не найдется, килограмма два-три?

Будто Патику зашел к нему, как в собственный погреб, лясы точить, и секретарь не чает поскорей избавиться — ступай-ка, братец, подобру-поздорову, без тебя дел по горло.

Мош Скридон стал сух и официален:

— Я по поводу метрики… для ребенка… Знаете, — он заговорил обиженным фальцетом, но обида вмиг растаяла: — Рарица мне мальчишку родила! Ха-ха, Володя… Думал, она шутит, говорю: «С чего тебя так разнесло, женушка? Много каши ела?» А Рарица все круглеет и такое нарастила пузо… Хм, вижу, в самом деле, того, и причем сын. Николаем хотим назвать.

Он чуть не хихикнул от умиления, но в горле застрял комочек, как вчера, у Рарицыной постели.

Секретарь, сморщившись, отрешенно вперил взгляд в окно — только что он так же безучастно взирал на свои ботинки.

«Нагоняй от председателя схлопотал, точно! Вон кислый какой. Да мне-то что, пускай выписывает…»

— Вот справку принес из больницы, Владимир Георгиевич. Все по форме? А то доктор сказал, без справки метрику не дают.

— Послушай, дед… — выдавил из себя секретарь, глядя через окно на белый свежевыпавший снег. — Вот… не знаю, как начать. С одной стороны, я должен по закону… но не хочу тебя обидеть, потому что уважаю и все такое прочее… И вижу здесь в высшей степени что-то не то! Скажи прямо, ты будешь расписываться с этой твоей женщиной или нет?

Откинулся на спинку, стул жалобно скрипнул.

Скридона передернуло: «Вот те на… Выходит, Рарица мне не жена и не мать моего сына?! Эх, парень, да эта женщина, как ты ее назвал… Она тебе на колени стелила чистое полотенце, расшитое цветами, и давала в руки блестящую ложку — железную, не деревянную, чтобы было, как у городских! — и наливала полную тарелку супа. А когда ты с похмелья маялся, угощала изваром: «Попробуйте, Владимир Георгиевич, пройдет… А борщ, не знаю, удался ли — не пересолила, нет? Когда уж вы за ум возьметесь да женитесь?» И ты отвечал: «Леля Рарица, на моей свадьбе только вам доверю куховарить!» Н-да, теперь, значит, раз мы не в законе — сожитель я ей, Рарице…»