17

Я лежал на плотике. Ко мне шумно плыл от острова Володька. Он явно был намерен опять окатить меня брызгами.

Я пружинисто вскочил. Я все сразу понял, но не чувствовал ни горечи, ни печали. Валерка и Братик словно по-прежнему были со мной. Я снова стал большим, но мальчишечья легкость и упругость звенели во мне.

– Без диверсий, – весело сказал я Володьке.

Он, фыркая, выбрался на плотик, а я показал ему язык и вскинул руки, чтобы прыгнуть и скользнуть вдоль воды.

– Ой… – сказал Володька.

– Что?

Он мокрым пальцем коснулся моих ребер.

– Это у тебя откуда?

На коже у меня был заросший рубец в виде вытянутой буквы «S»… Я закрыл глаза и постоял несколько секунд, заново переживая все, что было… Или не было? Потом посмотрел опять. Шрам оказался на месте. Он даже болел чуть-чуть, хотя выглядел старым.

– Это давно, Володька, – тихо произнес я. – Это когда мне было двенадцать лет.

– Что ты морочишь голову? – жалобно сказал он. – Мы позавчера купались, и у тебя ничего не было.

– Это случилось, когда мне было двенадцать лет, – повторил я. И от мгновенного толчка радости рассмеялся совсем как мальчишка. Я прыгнул, уплыл на глубину и долго плавал в зеленоватой толще воды. Потом вернулся к Володьке.

Он сидел, обхватив колени, и вопросительно смотрел на меня янтарными своими глазищами. О шраме он больше не спрашивал. Заговорил про другое:

– Куда ты уходил?

Я сел рядом на теплые доски.

– Уходил? Когда?

– Ну, недавно, пока я был на острове? Целых два часа гулял где-то и ничего не сказал.

Я молча смотрел на Володьку.

Он обиженно заморгал. Это было уже всерьез.