— Немае на завтра коней, — озабоченно сказал дед. — Як назло — усе в разгоне. Понятно — уборочная.

— А вы, батько, хорошо просили? — усомнилась тетка Фекла.

— Проси не проси — нема та й го́ди.

— Шо ж придумать? — искренне хотела помочь им тетка Фекла. — На себе вещи за десять километров не утащить.

— Не завтра — так послезавтра уедем, — была согласна мать.

— И послезавтра може буть одинаковая картина, — возразил дед Мосей. — Жнива, а в колгоспе зараз якое тягло? Остатки роскоши, инвалиды та й годи. Спробуй, раздели их промеж усеми. Та ничого, щось придумаем. Готовьтеся.

— Мы готовы, — сказала мать. — Бедняку собираться — только подпоясаться.

— Рано, по холодку, буду у вас, — бодро пообещал дед Мосей, не объясняя, на чем он прибудет…

Весь вечер мать и тетка Фекла проговорили. Юрка тоже долго не засыпал, потому и показалась ему последняя ночь в Раздольном такой короткой. Только закрыл глаза — уже будят:

— Юра, вставай. Дед Мосей приехал.

Даже спросонок Юрка не забыл справиться:

— На чем приехал?

— Выходи, увидишь.

Во дворе стояла красно-белая корова. Она была запряжена в легкий возок. Дед Мосей поправлял ярмо.

— На ней… поедем? — протер Юрка глаза.

— Думаешь — не довезет? Ей привычно. — Дед Мосей похлопал корову по холке. — Она цэй возок, можно сказать, усю войну тягает. Не хуже коня.

В ярме корова была, как закованная: шею не повернуть. Юрка подошел к ней. Корова мотнула короткими, чуть загнутыми рогами, выпучила синий влажный глаз и замычала. Точно жаловалась, почему ее заставляют выполнять не свою — лошадиную работу.

— Терпи, Зорька, — сказал дед Мосей. — Последний раз тебя запрег. Вернемся — порубаю ярмо, кину в печку та й годи. Кончится твой военный призыв.

Мать и дед вынесли, уложили на возок вещи: чемодан, два узла и мешок с продуктами. Тетка Фекла изжарила к завтраку большую сковороду яичницы с помидорами. Сели за стол, а все не верилось, что они навсегда уезжают отсюда.

— Бог даст — побачимся, — вздыхала тетка Фекла. — Обживетесь там — приезжайте после войны. В отпуск, на вишни, яблука.