Светлый фон

День покидал межгорье. Солнце уже не грело, и воробьи приуныли: обседали резные оконные наличники, лепились к избам в надежде на их тепло. Детвору январский мороз на печку загнал, — улица пустынна. Где-то удар топора, скрип ворот, редкий голос; женщина с коромыслом навстречу. И опять никого.

Вот переулок, что ведет к речке. Он похож на длинный коридор: его стены — два плетня. От них — тени, а в глаза — солнце, и Доронин вначале не разглядел, кто там шагает впереди… Он бы так и прошел мимо, если бы девочка сама не тронула его за рукав.

— Ты чья? — спросил он. — Тебе домой не пора?

— А тебе? — насмешливо посмотрела она.

— Мне пора. Домой и собрался. Может, попутная машина попадется.

— Ты из города?.. Расскажи про город.

Они пошли рядом. Вначале Доронин рассказывал, потом — она: про то, как много у них в тайге груздей родится, брусники, голубицы, черемухи и какие в речке Гореке ленки играют летом под перекатами.

— Меня зовут Полянкой, А тебя?.. Моя мама в школе работает, во-о-он в том берегу. Она книжки выдает.

— Ну вот, — сказал Доронин, — нам по пути.

Она часто прикладывала руку к груди, точно оберегая что-то. Уловила вопросительный взгляд попутчика.

— Это Танюшка, кукла. Не покажу, а то ей холодно. — Заглянула ему в глаза: — Скажи, а в городе куклы красивые?

Куклы? Почему куклы?.. Да, конечно, она любит играть с куклами. Что же рассказать ей? Доронин не помнил, чтобы в детстве его занимали куклы, позже — тем более. Фантазер был из него плохой.

— Да, в городе продают красивых кукол, — сказал он. — В универмаге я видел…

— А у меня нету красивой куклы, — погрустнела Полянка. — У меня самоделошная.

— Не горюй. Купят тебе куклу. Самую красивую. Когда твой папа поедет в город…

— Мы без папы живем. Мы только с мамой. А папа уехал. Мама плакала. Потом был другой папка. И он уехал…

Доронину стало не по себе: зачем начал этот разговор?.. В портфеле у него были конфеты и печенье. Угостил Полянку. Она улыбнулась, доверчиво протянула кулачок в рукавичке.

Полянке не дал бы и шести — совсем кроха. А глаза — серьезные, каждую минуту в них новый вопрос к тебе. Вся — такая самостоятельная, топает не спеша, вразвалочку. Большие валенки, длинное серое пальтишко на ней, клетчатый платок поверх пальто — концы под мышки…

Подняла глаза.

— Это я виновата.