— Во-во… Ну ладно, хоть поешь спокойно. А то там — работа, дома тож про нее.

Старик долго молчал. Но все-таки не смог не заговорить о том, что вчера случилось и не давало ему покоя:

— Плот на реке видали? Проплывал?

— Угу… Под вечер проплыл мимо стана. Трое мужиков на нем… А че? — безразлично обронил Васька и потер глаза, воспаленные от недосыпания, полевой и дорожной пыли.

— Это читинские. Они аиса нашего… стрелили.

— Чего? — Васька резко повернулся, двинул плечами. — Правда, что ли? Ты видел?

— Федосья видала. Как раз воду пошла брать, а они — дуплетом по нему из-за кустов. Говорит — ногу перешибли. Подраненный туда, на низ полетел.

Яростное ругательство чуть не вырвалось у Васьки, но он сдержал себя — при отце никогда не матерился — и только выдавил:

— Ну рвань!

— Да уж как есть. Говорят — чучело хотели из него…

— Жалко, не знал, а то бы догнал на моторке, поскидал с плота и купал всех, пока не посинели.

— Поздно. Я их тут погонял маленько, шуганул с берега, — признался старик. — Да че толку? Аи́са-то нету. Со вчерашнего так и не прилетает. Все утро гляжу… Ты ехал — нигде его по берегам не видал?

— Кого там увидишь? Упал где-нибудь в острове, в чащу — и с концом.

— А ежели — живой? Тогда ж его спасти можно, вылечить и обратно отпустить на волю.

— Брось, батя, — безнадежно махнул рукой Васька. — Что иголку искать в селе, что птицу по Черемной. Кого найдешь-то?

Отец не возразил ему. Согласился, нет ли — не понять было: только вздохнул и задумался… Когда снова подъехала машина и Васька вышел из-за стола, надел свою походную телогрейку, старик сказал:

— Надо бы лодку на берег увезти. Просмолил, всю оглядел. Хватит ей во дворе стоять, рассыхаться… Прямо счас давай и увезем.

— Чего такая горячка? Рыбачить надумал, что ли?

— Может, когда и порабачу.

— Да некогда мне.