Где-то к обеду, когда телята наелись и прилегли, он призабылся в сладкой дреме у стога сена, а потом, разомлевший от тепла, и вовсе уснул под тихий стрекот уставших за лето кузнечиков.

Приснился ему Николаев — шумный, заботный. Не раз уж за лето объявлялся директор совхоза ночами и начальственно беспокоил разным. В этом коротком и ясном сне старик опять показывал молодняк. Николаев почему-то заглядывал бычкам в зубы, крепко шлепал своей мясистой ладонью по спинам телят и широко лыбился, щурил свои жаркие глаза — хор-рошие привесы нагуляли… И тут из-за широкой спины сына надвинулся, затянутый в кожу, Николаев-старший, задышал в лицо табачным перегаром. Ласково тоже жмурясь, как и сын, весело выпевал:

— Напихашь в карманы р-рабоче-крестьянски червонцы и лик-ви-ди-ру-ем!!!

Угадывая гаденькое желание коменданта поселка унизить его, Иван Касьянович — с чего это вдруг — дурашливо кланялся и частил:

— Кулацку морду, кулацку морду!

— Ха-а-а… — зашелся в громком смехе довольный служака.

Проснулся потому, что все существо запальчиво восстало: никогда так не унижался перед комендантом!

А еще разбудил старика непонятный поначалу, какой-то всполошный дикий рев.

Открыл глаза и тут же узнал, и успокоился: отъелись бынюшки за лето, прорезались, окрепли у них рожки и вот молодо чешутся… Все же заботно оглядел мягкий спад луговины к болоту — почти все телята лежали на солнечном пригреве и сыто, сонно жевали свою жвачку.

Опять протянулся протяжный рев — исходил он откуда-то справа, почти из-за стога. Иван Касьянович вскочил, оглянулся и похолодел: как оказался этот бычишка в болоте?!

— Ты эвонде, дурашка…

Он сразу-то и не встревожился, не подумал, что может произойти. И не вспомнил того, что три-четыре года назад сгинул в этом болоте — тут, совсем неподалеку, загнанный собаками лось.

Кричал ласково — успокаивал, звал бычка:

— Варнак ты такой, брюшина ненажорна… Куда ж, утробина, свою башку завернул, куда шары свои вылупил, за какой такой медовой травиной тебя, жадобина, нелегкая понесла. Ступай, выбирайся обратно!

Окажись рядом Урман — тому только крикни — мигом бы понял и во время отжал от топи, выгнал дурачину из болотины.

А место вроде и не гиблое. У бережка редкие кочки с шапками мятой порыжелой осоки, а за ними такой гладенький, такой зеленый коврик низенькой шелковистой травки — вона на что соблазнился, обманная та плавучая травка!

Теленок услышал человеческий зов, силился, хотел повернуть назад, но болотная крепь не отпускала, и громкий призывный крик его сменился другим — утробным ревом страха. Совсем же рядом с бережком… Старик кинулся на призыв к болоту без всякого осознания опасности для себя. А ему ли не знать о коварстве болот… У кочек поозирался: ни палки крепкой, ни завалящей жердины.