– Да ведь в Италии смертной казни нет?

– Это – одна из причин, почему он возвратился на родину, а то работал бы в Нью-Йорке… Я не знаю его прошлого, и по суду оно оставалось темным, так как судили его, конечно, по чужим бумагам и под чужим именем. Но, должно быть, хорошие штуки там позади остались… Перерезать горло ближнему своему для Джанни было не труднее, чем заколоть барана или пристрелить зайца. И притом зверел от вида крови, эпилептик…

Его боялись – и основательно боялись: мальчишка с лица и фигуры самый обыкновенный, но умел и мог страшным быть… Я его вот как изучила: когда, бывало, он меня бьет, не защищаюсь, а только лицо прячу. И не потому, как другие и как от другого бы я тоже прятала, что лицо испортит синяками, и заработка лишусь на несколько дней. А затем, чтобы кровь из разбитого носа или губ не потекла. Он сам меня предупредил, после первой же потасовки, в которой я едва жива осталась: «Не позволяй мне видеть крови. Я, когда вижу кровь, теряю рассудок. Могу убить…»

– Я ничего не могу понять, Фиорина: Джанни вы не любили, сошлись с ним по чисто практическому расчету, между тем, терпели от него потасовки, из которых едва живою выходили, и терпели такое сожительство под вечным страхом, что – стоит ему увидать кровь, и он вас убьет… Почему же вы не разошлись с ним после первой же потасовки?

– Потому что за это нашей сестре – sfregio[250].

– То есть?

– Видите ли, мосье Вельский. Сойтись с сутенером девке легко, но развязаться трудно.

– Закрепощают доходную статью?

– Это, конечно, на первом плане, а затем, южане – любя не любя – вообще ревнивы. «Я владел женщиною, – и затем мирно допущу, чтобы моя женщина оставила меня и перешла к другому? Да ни за что на свете!» И, наконец, чуть ли не главное: их компанейское самолюбие. Когда вам говорят о преступных организациях в Италии, не верьте. Это все чепуха, от старых легенд осталось и для иностранцев выдумывается. Англичане любят верить, – им и преподносят эти организации: надо же чем-нибудь заменить былых романтических бандитов. Организации нет, но жуликов – множество. В Сицилии нет великой мафии, и в Неаполе нет великой каморры. Но в Сицилии – сколько угодно maffiosi, a в Неаполе – сколько угодно каморристов. То же самое для каждого города. Организации нет, но есть маленькие шайки, в которые слагается всякая дрянь человеческая, – mala vita – под предлогом попоек и веселого препровождения времени. Это обычный ответ на суде. «Кто вы?» – «Молодой человек». – «Я спрашиваю о вашей профессии!» – «Провожу время!..» И вот – они проводят время, а мы, девки, их времяпровождение оплачиваем. И все они друг друга знают и друг перед другом хвастаются, как петухи. Если Пьетро купил галстух ценою в 7 франков, значит, Джанни купит – в 10, и будут соперничать, перешибать друг друга шиком, покуда в магазине не скажут им, что дороже галстухов нет. Если бы вы видели какое-нибудь трактирное собрание этих молодчиков, вам показалось бы, что все они – разряжены для оперетки: такие пестрые, подчеркнутые франты по последней моде – в толпе их за двадцать шагов видно, ни с кем не смешаешь, сразу, как на витрине выставочной, отличишь. Конечно, это только в праздничной компании либо на пикнике каком-нибудь… В Монцу ездят на автомобилях, на Лаго ди Комо на элеюричке… А, впрочем, у моего Джанни было семь пар платья – на все случаи жизни, от лучших портных! – тысячи на две франков; один вечерний костюм, в котором он ходил в кафе в кости играть, триста франков стоил, – а ботинок, штиблетов и сапог разных не менее дюжины, – это у них первый шик, только и знают, что сапоги чистят, самая доходная публика для маленьких савояров! Можете судить, каким чертовым трудом достался мне этот проклятый гардероб его!..