– Он прекрасно вам советует, – резко обратилась к русским, по-французски же, Фиорина. – Я предупреждала вас, что вам совсем не следует заезжать сюда. Уезжайте, пожалуйста.

– Но, Фиорина, я боюсь, не грозит ли вам…

– Хорошая таска? – гневно и горько, диким звуком, рассмеялась Фиорина. – О, в этом отношении можете быть уверены: очень грозит…

– Тогда – не лучше ли уехать вместе с нами?

Фиорина отрицательно покачала головою. Аличе поняла, что предлагал Фиорине Вельский, и зло захохотала:

– Ara! ara! лисичка думает удрать? Врешь, моя милая!.. Пеппино! Пеппино! – громко закричала она, хлопая в ладоши, и на голос ее выглянул из привратницкой широкоплечий, небольшого роста парень, нисколько, впрочем, не страшной наружности. Единственную выдающуюся часть лица его являл нос, который уже именно на троих рос, а одному достался. Бельский вспомнил, что это его вчера видели они распростертым в мертво-пьяном сне на верхней галерее.

– Пеппино! – приказала Аличе, – очисти поле от господ и запри двери на засов…

– Это совсем напрасно, Аличе, – с гордостью возразила Фиорина, – я сама никуда не уйду…

– Еще бы! Ты знаешь, что, когда Саломея в бешенстве, от нее в городе не укроешься: она тебя из кафе за волосы выволочет, из театра пинками выгонит…

– Но тебе это стыдно, Аличе, стыдно, что ты издеваешься надо мною, когда я подвергаюсь такой опасности… Ты хоть и в корень испорченная дрянь, но еще маленькая… Когда-нибудь – когда будешь настоящею женщиною сама узнаешь…

– Да едем же, Бельский! – взбешенный вскричал Тесемкин, таща приятеля за пальто.

– Неужели нам дожидаться, чтобы вышибалы вытолкали нас в шею?

– Уезжайте! уезжайте! – торопила Фиорина. – Если все обойдется благополучно, я вас найду…

Она улыбнулась жалкою судорогою.

– А если неблагополучно, вы меня найдете по газетам…

– Но…

Он не успел договорить. Страшный шум, все нарастающий наверху, вдруг дорос до оглушительности, и Фузинати со стаканом в руке, с бутылкою под мышкою, кубарем слетев с лестницы, заорал к Пеппино не своим голосом:

– Я больше не могу! Она почала второй литр и – держится на ногах прямо, как монумент короля на площади! Зла, как сатана, и жрет коньяк, как бутылка с дырявым дном. Ее сегодня сам черт не свалит. Кричи карабинеров! Я больше не могу! Эти господа зачем здесь? Тысячу извинений, синьоры, messieurs, meine Herren[319], но сейчас не время, к сожалению, совсем не время… не можем вас принять. Фиорина! скверная тварь! Все это из-за вас всегда! Все эти неприятности – ваши мерзости, ваши шашни! Что же вы, мерзавка этакая, не могли, по крайней мере, убрать этих господ, чтобы они не были свидетелями нашего скандала? Пеппино! Зови карабинеров!