Аристов сунул ноги в туфли и спустился из мезонина во второй этаж, где была спальня Савросеева. Резким холодом потянуло ему навстречу из столовой, где вчера совершалась попойка. Он вошел и обомлел перед вывороченным окном, у которого ночная метель успела набросать громадный, в уровень с подоконником, сугроб.

– Разбой! – заорал он не своим голосом и переполошил весь дом.

Вошли в спальню Савросеева. Помещик лежал поперек кровати навзничь, касаясь пола запрокинутой, почти что напрочь отрезанной головой… Выражение мертвого лица было ужасно. Видно было, что над стариком долго и мучительно потешались, прежде чем покончили мстительную игру!.. Бросились искать Фаину и нашли – под тем сугробом, что намела за ночь в открытое окно вьюга.

Чьею работою было это преступление, всем было ясно, но – как оно совершилось? Напрасно переглядывались все, в ужасе и недоумении… И куда пропали убийцы? Розовая степь кругом лежала мирная, улыбающаяся, безответная.

С дикою ночною метелью прокралась смерть в Мартыновщину и с дикою ночною метелью умчалась из нее. Умчалась и все следы за собой, как помелом, замела.

Сибирская былина о генерале Пестеле и мещанине Саламатове

Сибирская былина о генерале Пестеле и мещанине Саламатове

(1818 г.)

События, воспеваемые этою былиною, не вымышлены. Генерал-губернатор Пестель, последний «вицерой»[161] Сибири. управлял ею 14 лет (сменен в 1819 году). Он жил в Петербурге, а краем фактически управлял иркутский губернатор Трескин, которому Пестель слепо верил. Это был человек весьма энергичный, но страшно и ненужно жестокий. грубый, нечистый на руку. Таковых же подбирал он и служащих. Между последними в особенности прославился свирепостью и взяточничеством исправник Лоскутов. Эта камарилья превратила Сибирь в ад для обывателей, особенно для богатого купечества. Административный террор, созданный Пестелем и Трескиным, был тем ужаснее, что, пользуясь покровительством Аракчеева, Пестель сумел обезопасить себя от жалоб в Петербурге. Челобитья перехватывались агентами Трескина в Сибири или Пестеля в Петербурге, а челобитчиков постигало жестокое мщение. Так пострадали за попытки жаловаться на Пестеля и Трескина генерал Куткин, губернаторы Хвостов (тобольский) и Корнилов (томский), купцы Сибиряковы, Передовщиков, Мыльников, Дуборовский, Киселев, Полуянов, титулярный советник Петухов, председатель и прокуратор уголовной палаты Гарновский и Петров, монголист Игумнов. «Енисейский городничий катался по городу на чиновниках за то, что они осмелились написать просьбу об его смене» (Корф). «Лоскутов дошел до такой необузданности и смелости, что высек нижнеуцинского протоиерея Орлова плетьми» (Ядринцев). Все эти ужасы создали наконец самоотверженного героя-избавителя, в лице скромного иркутского мещанина Саламатова, который в 1818 году отправился через Китай, сибирскую тайгу и киргизские степи в Россию, добился в Петербурге личной аудиенции у императора Александра 1 и объяснил ему тяжкое положение сибирских дел. Подав донос, Саламатов вместо награды просил государя: «Прикажите меня убить, чтобы избавить от тиранства Пестеля». Александр был потрясен. По его личному повелению, Саламатов был отдан на особую ответственность петербургскому генерал-губернатору Милорадовичу. Дальнейшая судьба Саламатова неизвестна. Бескорыстный гражданский подвиг его дал сильный толчок вопросу о ревизии Сибири и реформе ее управления. В 1819 году Пестель отставлен от должности, и начинается знаменитая ревизия Сперанского, уничтожившая Трескина, его систему, его любимцев Лоскутовых, хота все эти господа очень дешево поплатились за свои неистовства. Подвиг скромного Саламатова не умер в памяти сибирских старожилов.