– Из города?

– В Мартыновщину, – не расслышав вопроса, дали ответ чужаки.

– Вот и мы туда же… попутчики, значит.

– Чудесное дело!

– Путь-то у вас есть ли?

– Есть. Езжайте за нами. До Мартыновщины четырех верст не осталось – дорога гладкая.

– Вот и выбрались! – засмеялся Аристов, хлопая озябшими руками в шерстяных варежках, – а вы уж и заныли! баба! – попрекнул он акцизного.

– И все-таки глупо, что мы поехали.

– Э! снявши голову, по волосам не плачут. Да и что мы потеряли? Дома сидели бы, скучали, дулись в шашки, нарезались бы рябиновки, а она у меня прескверная. У Антипа же повар отличный, вишневка изумительная, сам он сыграет нам на гитаре, а Фаинку… вы его Фаинку видали?

– Знаю. Тумба.

– А вам в курской деревне Венеру Медицейскую подай? Эх вы, баловники!.. Фаинку плясать заставим: мастер баба на это. Что ж? не интересно, скажете?

– Вот кабы мы замерзли или волки нас съели, был бы вам интерес!

– Если бы да кабы росли во рту грибы! Слушать тошно. Что за молодежь нынче стала! кисляй на кисляе!

– Что ж вы ругаетесь?

– Я не про вас, а так вообще, факт констатирую. Возьмите меня или Савросеева: чем не молодцы? Крепыши!.. Страха не страшусь, смерти не боюсь!.. а мне за пятьдесят. В ваши годы я в прорубях купался, а о метелишках и волчишках и разговаривать бы постыдился.

– Я, признаться, о волках так только, к слову сказал. Я другого потрухивал. Говорят, Беглец по околотку бродит.

– Вот еще, куда его черт понесет в такую вьюгу? Он хоть и каторжник, а все небось свою шкуру жалеет.

– Какие это Сидорюки с нами едут? – круто повернул разговор акцизный. – Я что-то не помню…

– Скупщики. У меня с ними дел не бывает, а слыхал про них; ездят по мужикам, по средним помещикам, маклачат. Хорошие люди, ничего, хвалят их. Да! так о Беглеце-то. Нечего сказать: наградил наш Антип Егорович округу этим сокровищем! сослужил службу!

– Право, даже странно: такое воплощенное добродушие, как Савросеев, и вдруг – довести человека до разбоя!